Капризы моды в храме науки
Наука – это способ получения и накопления знания, отличающийся от всех прочих тем, что добываемые ею знания достоверны, проверяемы и не зависят от того, нравятся ли они кому‑то или нет – будь то широкой публике или самому научному сообществу. Казалось бы, в такой сфере просто нет места моде – капризной, изменчивой, свободной от любых требований функциональности.
Однако науку делают не бесстрастные логические автоматы, а люди, которым не чуждо ничто человеческое. Как в истории науки, так и в современном научном процессе можно найти немало примеров того, какую власть даже над самыми изощренными умами имеют веяния моды.
Вот один из недавних сюжетов. В 1997 году шестеро ученых из Канады и США опубликовали в одном из самых авторитетных научных журналов мира – «Nature» – статью, в которой предположили, что все или почти все деревья в любом лесу связаны неким подобием интернета. В самом деле, корни деревьев регулярно вступают в связь с грибами, образуя микоризу – своеобразное срастание, при котором гифы гриба проникают внутрь живых тканей корня. Это образование обеспечивает обоим организмам взаимовыгодный обмен: гриб получает от дерева органические вещества, а дерево от гриба – воду и минеральное питание. Одно дерево может быть связано с несколькими индивидуальными грибницами, а каждая из них, в свою очередь, – с несколькими деревьями (возможно, даже разных видов). Авторы статьи предположили, что таким образом все или почти все деревья в лесу оказываются связаны между собой через микоризу и что по этой сети (которую позже назвали Wood Wide Web – по аналогии с World Wide Web, т. е. интернетом) могут циркулировать не только вода, органика и минеральное питание, но и сигнальные вещества, передающие информацию от дерева к дереву.
Гипотеза сразу приобрела немалую популярность у специалистов (хотя и оппонентов у нее поначалу тоже было немало). Одна за другой начали появляться полевые и экспериментальные исследования, результаты которых хорошо с ней согласовывались. Четверть века спустя существование «лесного интернета» воспринималось (причем как специалистами, так и теми, кто просто интересуется природой) как нечто само собой разумеющееся. Но в 2023 году трое ученых (тоже из Канады и США), критически проанализировав накопившуюся литературу по этой теме, пришли к выводу, что никаких надежных доказательств реальности «лесного интернета» за все эти годы так и не появилось. Подчеркнем: авторы статьи 2023 года (одна из которых была соавтором той статьи 1997 года) не утверждают, что «лесного интернета» не существует – они утверждают лишь, что все фактические подтверждения этой теории либо ненадежны, либо допускают иное толкование. Причем они особо отмечают, что в некоторых работах говорится о возможности альтернативных объяснений полученных результатов – но те, кто потом ссылался на них, об этих оговорках уже не упоминали.
Получается, что добрых двадцать пять лет в центре внимания целого (и немаленького) научного сообщества находилась теория, за все это время так и не получившая надежных фактических подтверждений – хотя работ, в которых ее вроде бы проверяли, за это время вышло немало. Что ж, в истории науки случалось и такое. Вспомним хотя бы, что через такой же срок после выхода «Происхождения видов» наука не располагала ни единым фактическим примером селективных процессов в природе – т. е. естественного отбора. Что, однако, не лишало эту идею ее огромного значения для развития биологии.
Но идея естественного отбора, долгое время не имея фактических подтверждений, обладала зато немалой эвристической ценностью. Она объясняла с единых позиций массу весьма разнообразных фактов и эмпирических закономерностей, между которыми до ее появления не просматривалось никакой связи, и даже позволяла предсказывать существование некоторых еще не открытых форм. А главное – из нее вытекала внятная и обширная исследовательская программа (в том смысле, в каком это понятие употребляется в модели науки, предложенной Имре Лакатошем), не исчерпанная и по сей день. В то время как теория «лесного интернета» за два с половиной десятилетия не принесла фактически никакого нового знания – ничего не объяснила и уж тем более не предсказала. (Собственно, потому-то ее и оказалось так трудно проверить, что из нее не следовало никаких определенных утверждений.) К ее достоинствам можно, пожалуй, отнести определенное изящество, правдоподобие и соответствие познавательным установкам современной биологии, все чаще обращающейся к изучению взаимосвязей между отдельными элементами сложных систем. Как видим, этих достоинств недостаточно, чтобы сделать теорию плодотворной – но вполне достаточно, чтобы сделать ее модной.
Ателье академических мод
Если внимательно присмотреться, то можно увидеть, что научная мода – явление, постоянно возникающее в научном процессе и весьма заметно влияющее на его ход. Предметом моды могут быть любые аспекты и составляющие научной работы: темы и направления исследований, теории, подходы, методы, даже понятия и термины. При этом научную моду довольно трудно выделить в «чистом» виде. Когда ученые, ознакомившись с новой теорией, пытаются применить ее к известному им материалу – это естественно и нормально, на то она и новая теория. То же самое можно сказать о ситуации, когда ученые перенимают у коллег новую экспериментальную методику или новый способ статистической обработки результатов, уже доказавшие свою плодотворность. При чем же тут мода? Это нормальная практика, так и должно происходить.
Но, как мы видели в случае теории «лесного интернета», популярными в научном сообществе порой становятся теории и подходы, практически ничего не дающие для повседневной научной работы. С методами такое случается реже: в квалифицированном и честном исследовании неадекватность применяемых методов поставленной задаче обычно обнаруживается очень быстро. Правда, если ученый увлечен некоей идеей, он может и игнорировать это несоответствие, если применяемый метод эту идею «подтверждает». Но подобная предвзятость все‑таки крайне редко оказывается массовой. А вот теория или подход могут зачаровать многих – особенно если они красиво сформулированы и дают (или обещают дать) простые и понятные ответы на актуальные для данной дисциплины вопросы.
Впрочем, совершенно неверная теория почти не имеет шансов стать модной – по крайней мере, если речь идет о моде не внутри небольшой замкнутой группы ученых (например, конкретной научной школы), а во всем сообществе специалистов в данной области. Можно вспомнить, например, огромную популярность неоламаркизма в последней трети XIX века: почти все биологи того времени безусловно признавали реальность наследования приобретенных признаков и значительную роль этого явления в биологической эволюции. Исключения – крупных ученых, сомневавшихся в существовании этого эффекта или вовсе отрицавших его, – можно было пересчитать по пальцам одной руки. Причины такой популярности теории, все это время не имевшей ни надежных подтверждений самого существования постулируемого ею эффекта, ни сколько‑нибудь внятной исследовательской программы, требуют отдельного разговора. Нам сейчас важно, что такое все‑таки бывает, но относительно редко. В наши дни, кстати, в той же роли выступает теория мультивселенной – с той только разницей, что если неоламаркисты XIX – первых десятилетий XX века прилагали немалые усилия, пытаясь подтвердить любезную им теорию, сторонники мультивселенной при всем желании не могут этого делать. Как следует из самой концепции, альтернативные вселенные никак не взаимодействуют друг с другом, и у наблюдателя, находящегося в одной из них, в принципе нет возможности обнаружить существование других – не говоря уж о том, чтобы доказать их отсутствие. Это делает идею мультивселенной принципиально нефальсифицируемой – что, согласно современным представлениям, лишает ее права считаться научной гипотезой да и вообще выглядит совершенно неприлично. Тем не менее она десятилетиями обсуждается в сообществе профессионалов и имеет много сторонников – в том числе среди самых авторитетных ученых.
Бывает и так, что теория вроде бы правильная (во всяком случае, никто не нашел в ней ни внутренних противоречий, ни явных расхождений с действительностью), но вот приложить ее к конкретным исследованиям, сформировать на ее основе исследовательскую программу по тем или иным причинам не получается. 1970‑е годы были временем формирования синергетики – междисциплинарного направления исследований, направленного на изучение самоорганизации и эволюции сложных систем, далеких от термодинамического равновесия. Были достигнуты очень важные теоретические результаты, а главное – создана сама парадигма, позволявшая применять единый теоретический аппарат к системам разной физической природы. Синергетика была, пожалуй, самым модным направлением исследований тех лет.