Что в имени тебе моем?

Как думаете, с чем связаны ваши неудачи? Не с тем ли, что вас неправильно назвали? Или вы неверно назвали свою компанию? Похоже, что именно с этим.

Пришло, видимо, время чистосердечно признаться: в детстве я всей душой ненавидел свое имя, стеснялся его, страстно мечтал, чтобы меня как-нибудь по-другому звали. С чем это было связано? Может быть с тем, что, будучи ребенком мелковатым и тощим, я гордо именовался Львом, то есть буквально царем зверей, что ни в малейшей степени не соответствовало моему самоощущению? Не говоря уже о массовых и при этом необычайно однообразных выступлениях на эту тему шутников различного возраста, пола и культурно-образовательного уровня.

В общем, не любил я свое имя. К тому же оно было редким в моем поколении, не то что сейчас, когда чуть не второй родившийся младенец мужеского пола именно так и называется. Поэтому я лишь сравнительно недавно перестал нервно озираться, услышав в толпе это имя.

Я тайно (и даже не очень тайно) мечтал быть или хотя бы называться кем-то другим. Некоторое, недолгое, впрочем, время я мечтал зваться Петром. Почему именно Петром? Не знаю. Возможно, сыграл свою роль тот факт, что когда мне было лет шесть, я с мамой поехал в Ленинград, где увидел на просторной морозной площади красивого всадника на вздыбленном коне, и всадника этого звали именно так. Возможно, было и что-то другое. Но хотел я быть именно Петром. И даже, помню, знакомясь в детской поликлинике с каким-то сверстником, так Петром и назвался. Потом, разумеется, последовало неизбежное позорное разоблачение, ибо в какой-то момент подошла моя мама и назвала меня по имени, причем, как легко догадаться, вовсе не Петром.

Впоследствии оказалось, что не один я такой и что очень многие в детстве испытывали непреодолимое отвращение к собственным именам. Объяснение этого феномена предоставим психоаналитикам, а сами ограничимся лишь констатацией. Кстати, свойственно это не только детям. Вот знакомый кинорежиссер рассказал мне такую историю. «Специально для тебя, — сказал он, зная о моей страсти к странным сюжетам. — Есть у меня помреж — крупная, красивая и вполне, казалось, уверенная в себе девица. Вдруг в один прекрасный день приходит она на съемку и говорит: «Вы знаете, Вадим Василич, я теперь не Марина, я теперь Наталья». «Что это вдруг?» — спрашиваю. «А дело в том, — говорит она со значением, — что имя Марина меня совершенно перестало удовлетворять». Вот ведь как! До двадцати шести лет удовлетворяло, а потом вдруг — раз, и перестало».