«Мне важно участвовать в чем-то нужном людям»
Марка Эйдельштейна называют российским Тимоти Шаламе. По просьбе «Правил жизни» Егор Москвитин расспросил его о том, как он попал в фильм «Анора», получивший «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах, и зачем его герои платят стриптизершам.
Егор Москвитин: Привет, занятой международный актер! У тебя в телефоне отражается, сколько ты теперь в среднем спишь?
Марк Эйдельштейн: Крутое начало! В телефоне не проверяю, но я могу по синякам под глазами измерять, сколько сплю. Точнее, по художникам по гриму, потому что иногда из самолетов я сразу еду на площадки. И каждый раз художницы по гриму: «Марк, остановись, поспи! У нас не хватит на тебя тонального крема».
Егор: Хочу задать самый животрепещущий вопрос. Как вышло, что и в американской «Аноре», и в российской «Фарме» стриптизершам платят, чтобы они любили твоих героев. Это что-то личное?
Марк: Я не знаю. Я считаю, это ноосфера. У кого это было? У Лема? Идеи живые, и они в воздухе витают, а люди их из пространства берут и материализуют. Поэтому создатели «Фармы» и создатели «Аноры» в одну точку попали. А сам я никогда не платил.
Егор: Молодец. Знаю, что тебя все этим достали, но нам для протокола нужно восстановить историю твоего попадания через рекомендацию Юры Борисова в художественный фильм «Анора».
Марк: Ну, короче. Сидим мы, значит, на «Сто лет тому вперед» на первой смене моей. И в тенте Юра Борисов в образе Глота греется. И он так невозмутимо мне говорит: «Знаешь, кто такой Шон Бейкер? Это очень крутой американский независимый режиссер – может, самый крутой, который вообще есть в Америке. Он ищет пацана из России, который бы сыграл роль».
И тут я представил, что если будут пробы у какого-то зарубежного режиссера, то, может быть, он меня утвердит и, может быть, я смогу сниматься. И мне настолько стало от этого кайфово и страшно одновременно, что я стал отнекиваться. Но Юра – мудрый человек. Он посмотрел на меня и все прочел в моих глазах. И говорит: «Марк, остановись! Я все понял. Я дам им твой контакт, они с тобой свяжутся, и ты запишешь пробы».
И они связались. А потом я записал первую видеовизитку – такое приветствие с английским языком уровня 5 класса школы. Решил: пусть лучше я вообще не потрачу сил, чем вложусь в это. Не так больно будет. И вдруг они мне ответили! И попросили записать сцену. И тут у меня сработала та же логика: «Все равно не получится, поэтому я на это слишком много времени тратить не буду». К тому же я боялся к этому подступиться. Сцена на английском, ее нужно разобрать, понять, что там происходит. А там какие-то незнакомые слова, какой-то сленг. В общем, ад. И я забил и забыл про эти пробы, потому что мы снимали «Сто лет вперед» и жизнь била ключом.
А потом они мне пишут: «Мы ждем твои пробы, у нас заканчивается кастинг, нам нужно или сегодня, или никогда». Они мне это написали в свой день, а у меня-то была ночь. Я засыпаю и думаю: «Надо утром записать». А когда просыпаюсь, понимаю, что у меня всего два часа, я не готов и мне нужна помощь. Пишу друзьям, которые знают язык. Но никто не приезжает и не помогает. Но у меня были соседи – актер Юра Жуков и его девушка Лиза Баль. Я попросил помочь Лизу, она как раз готовила что-то на кухне.
Но проблема в том, что эта сцена – после секса, где я предлагаю героине быть моей девушкой. Персонаж очень богатый, и у него должны быть какие-то дорогие шмотки, которых у меня нет. И тогда меня осенило: «А может, я буду голый?» А Лизин парень за стенкой спит. И она такая: «Может, все же в одежде?» А я такой: «Нет, это не трушно, я буду голый». А она: «Да тебя же сразу запретят в этом Голливуде». А я: «У меня все равно ничего не получится, а так хоть крутая история будет!» И Лиза согласилась, мы снимаем, делаем дубль за дублем, и вдруг заходит Юра, весь такой спросонья. И спрашивает, что за фигня. Я давай объяснять. И все это так смешно, что в итоге мы отправили дубль, в который вошла эта сценка с моим другом. А через неделю мне ответили, что я утвержден.