Беззубый театр
Беседа на спорные темы
Впрошедшем году наш журнал начал разговор о современном театре, о той миссии, которую он должен выполнять, о роли режиссера в настоящее время и том, как он может достигать поставленных задач. В номерах 7, 10 и 11 были опубликованы два интервью с театральным режиссером Михаилом Цитриняком. Мы продолжаем тему театра публикацией статьи художественного руководителя театра «У Никитских ворот», народного артиста России Марка Розовского. Марк Григорьевич режиссер и драматург, за годы творчества осуществивший около двухсот постановок в российских и зарубежных театрах, автор десятков пьес и инсценировок выдающихся литературных произведений.
Наступило время беззубого театра. Театра беспроблемного и потому бесчеловечного. Гоголевская мечта о театре-кафедре оказывается невыполнимой, пропала не только острота конфликтов, но и энергия, способная влиять на жизнь. Эта опасность чревата потерей гражданственности и бесчувствием в отношении болевых точек. Не то чтобы превалируют гладенькие пьесы, скорее, упор делается на не волнующие нас темы. Театр часто уподобляется сериалам, в которых самым интересным представляется имитация правды жизни. Герои погружены в самые поверхностные взаимоотношения. Жесткость и жестокость реальности не являются сегодня предметом большого Искусства. Зритель нынче ходит в театр прежде всего за развлечением. Отучившись думать, он требует легкости и сюсюкающего быта чувств.
Мы часто говорим слова – это «современный театр». Затасканные слова. Привычные. Общеупотребимые. И потому несколько потерявшие смысл.
В самом деле, что же такое «современный театр»? Ведь театр, как мы знаем, – единственное из искусств, живущее «здесь и сейчас», – то есть конкретно в ЭТОМ пространстве и в ЭТОМ времени.
Так что в Античности был свой СОВРЕМЕННЫЙ ТЕАТР, в Средние века свой, в Японии тоже свой, во Франции, Англии, Италии и т. д. свой… Театр всегда и везде только «современный театр», и никогда и нигде он другим в буквальном смысле быть не мог и не может.
Другое дело, то, что мы подкладываем под эти слова. И вот тут сразу начинается неразбериха. Вопрос: что считать современным, что несовременным, – это главный вопрос искусства и общества, – не имеет однозначного ответа. Даже самые выдающиеся произведения вызывают многочисленные разноречивые мнения. «На всех не угодишь », – говорит в таких случаях гордый взыскательный художник. Николай Бердяев так высказался о «литературном распаде»: «Еще совсем недавно игнорировали новые течения в искусстве, в философии, в религии. Теперь темы эти стали модными, о них пишут в газетах, темы эти имеют печальный успех. И если раньше страшно было невнимание, то теперь страшно стало слишком большое внимание». Модернизм получил поддержку на многочисленных театральных фестивалях, ставших грандиозными «междусобойчиками». Награду там дают теперь этаким спектаклям-«пшикам», опусам-однодневкам, пустым и претенциозным. Сделалось скучно от невыстраданного бессодержания, неистовое пламя которого агрессивно запылало бенгальским огнем. Мелькания много, оно бывает выразительно только на короткое время, – и снова тьма тьмущая. Продолжим цитату из Бердяева: «Интимно пережитое и передуманное выходит на улицу и роковым образом опошляется. У нас все как-то становится модой, ничто не прививается глубоко. Так называемые новые идеи не оказывают настоящего влияния, новое сознание не крепнет у нас, а лишь почва разрыхляется, лишь анархия духа усиливается. Страшно становится за подрастающее поколение. Оно приучается к легкому отношению ко всем идеям и ко всем ценностям, в нем нет традиции, нет ничего крепкого и устойчивого. Сами религиозные идеи, призванные прекратить эту анархию духа, укрепить, создать новую традицию и связать ее со старой, воспринимается как одно из проявлений этой анархии… Старое, гнилое, лживое еще не разрушено до конца, а новое, живое, правдивое еще не создано».
Эти пронизанные болью слова написаны аж в 1908 году, но, согласитесь, до чего актуальны сейчас!..
Мода на анархию духа проявилась в мировой театральной практике с такой агрессивной силой, что заполнила собой самые авторитетные площадки. К примеру, знаменитый танцор Николай Цискаридзе во всеуслышание отозвался о Большом театре следующим образом: «Там от слова "творчество" нет ничего, там просто торговый дом». Не знаю, насколько справедлива эта крутая оценка, но сам ее факт всерьез настораживает. Беда в том, что коммерциализация «беззубого театра» неумолимо превращает любой театр в «торговый дом», и таких «торговых домов» в мире стало пруд пруди, один Бродвей со своими тысячными залами на трехстах площадках чего стоит!..
Однако «торговый дом» в виде театра предстает кошмаром из-за проникновения на драматическую сцену явления, имя которому – Шоу-бизнес, встающий на место искусства и затмевающий его своей могучей индустрией и валом денежной пошлости.
Тут уместно говорить о всесилии «клипового мышления», требующего мелькать, мелькать, мелькать – до потери сознания с утра до вечера и с ночи до утра. Соединение несоединимого – самый расхожий прием такого театра, где парад бессмыслиц выталкивает смыслы ко всем чертям, а претенциозность замещает «неслыханную простоту» (Б. Пастернак) форм.
Немотивированный театр есть всегда «беззубый театр», который достоин еще одного позорного звания – бездарный театр.
Этот театр во все тяжкие занимается эпатажем. Женские роли исполняются мужчинами в гримах, помадах и юбках, а мужчин изображают эффектные бритоголовые самки с тату на голых задницах… Эти «находки» восторгают зрителей-идиотов и критиков‑недоумков.
Наступила эпоха умельцев делать то, что не надо делать ни в ком случае. Имитация искусства теперь стоит дороже самого искусства. Режиссерская профессия опустилась до положения риз, – система Станиславского признана устарелой, работа с Актером ненужной, мастерство обесценилось благодаря культу посредственностей...
Приходилось ли вам уходить из театра после первого акта?.. Получалось ли у вас с трудом досиживать до конца, если примитивные новации раздражали, а со сцены лился грязным потоком мат-перемат?..
Вся эта белиберда отныне зовется «экспериментом», и попробуйте восстать против него – будете тотчас зачислены в ряды консерваторов‑ортодоксов и прокляты как заклятые враги нового.
И невдомек никому, что Кафка не получал никаких грантов от враждебного ему государства, а Ионеско с Беккетом создали философский и метафоричный «театр абсурда», не имея на то госзаказа. Они работали бескорыстно и свободно, ощущая вокруг себя этот несвободный мир. Они делали новое в искусстве, опираясь на культуру прошлого, прорывая рутину и мракобесие по собственной художественной воле, а не из-за тщеславного желания победить на каком-то там конкурсе и во что бы то ни стало влезть на пьедестал. Они, можно сказать, отголодали право на свой эксперимент.