Руины поэзии
Петр Белый: гражданственный формализм
Петербургский художник и куратор Петр Белый (род. 1971) совмещает две, казалось бы, несовместимые ипостаси: формалиста и активиста, мастера «искусства для искусства» и организатора художественной жизни. Впрочем, и как художник, и как куратор он верен одному принципу — меланхолической поэзии, где самому банальному, обыденному материалу позволено говорить о заботах и печалях современности.
Этот текст — часть проекта «Обретение места. 30 лет российского искусства в лицах», в котором Анна Толстова рассказывает о том, как художники разных поколений работали с новой российской действительностью и советским прошлым.
Бывают такие художники, чью творческую биографию проще всего описывать при помощи противительных конструкций с «но» и «однако». Петр Белый — мастер печатной графики, однако учился не у своего отца, замечательного ленинградского графика Семена Белого, который, в свою очередь, учился в ЛИСИ у одного из лидеров «ленинградской школы» Александра Ведерникова, бывшего первой скрипкой в Экспериментальной литографской мастерской, недобитом в ходе всех сталинских кампаний рассаднике модернизма, а в Лондоне.
Петр Белый, возможно, первый формалист среди всех петербуржцев, эстет-перфекционист, идущий от материала и вглубь материала, однако этот эстетский формализм не помешал ему сделаться, как говорили раньше, общественником, одним из самых активных организаторов, точнее — самоорганизаторов, художественной жизни Петербурга. Впрочем, одно и другое отчасти связано: художнику, проведшему 1990-е в Лондоне «молодых британцев» и привыкшему к столпотворениям на вернисажах в White Cube и у Саатчи, институциональный пейзаж Петербурга 2000-х показался пустыней, и он не стал ждать милостей от природы, а принялся возделывать свой сад.
Дорога из СХШ вела в Академию художеств и дальше вверх по академической лестнице, но Белый пошел в куда более либеральную Муху — на отделение керамики Мухинского училища, к Ольге Некрасовой-Каратеевой, знаменитому педагогу и участнице группы художников-керамистов «Одна композиция», еще во времена застоя занявшихся авангардным формотворчеством под декоративно-прикладным прикрытием. Вскоре то, что выглядело авангардом в перестроечные годы, стало разочаровывать, мир без берлинских стен и железных занавесов предоставлял другие возможности.
Белый уехал в Лондон, вначале жил сам по себе, изобретал живописный метод «реалистического дриппинга» и писал картины, которые теперь старательно прячет от публики и критики, а после поступил в аспирантуру факультета печатной графики Камберуэлла — колледжа, входящего в систему Лондонского университета искусств. Система преподавания сочетала крепкую ремесленную школу и эпизодические явления звезд вроде Паулы Регу или Трейси Эмин, но самой важной оказалась встреча с приглашенным педагогом Томасом Кильппером, немецким художником-радикалом, отсидевшим срок за участие в RAF.
Кильппер делал гигантские ксилографии, используя в качестве досок полы в заброшенных зданиях: на паркетах при помощи пил и стамесок резались фигуративные изображения размером с комнату, гравюры, повторяющие конфигурацию помещения, печатались на флизелиновых полотнищах и вывешивались на фасадах домов. К работе профессор привлекал студентов — Белый тогда впервые задумался о выходе за пределы камерного графического формата и начал резать огромные гравюры. С ними успешно защитился, успешно выставлялся и публиковался.
Ему не было и тридцати, когда он стал членом Королевского общества граверов и получил право прибавлять гордое «RE» (Royal Etcher, королевский гравер) к своему имени, но Peter Belyi RE быстро понял, что, ускользнув из тоскливых сетей советской художественной иерархии, попал в такие же, только британские. В начале 2000-х он вернулся в Россию.
От «лондонского гостя» ждали, что он обновит язык петербургской графики, слава которой, казалось, навсегда осталась в прошлом веке, но Белый неожиданно оставил гравюру и занялся инсталляциями. Образ руин большого стиля большой империи, агонию которой он наблюдал в ленинградской юности и лондонской молодости, преследовал его еще в Англии: в гравюрной серии «Конец империй» (1999–2003) самолеты и дирижабли, вылетевшие из остовской живописи Дейнеки и Лабаса, парили над городом, напоминающим Ленинград, готовясь к бою.