Жизнь у нового моря
Саяно-Шушенская ГЭС, с ее самой высокой в стране плотиной и глубочайшим водохранилищем, – одна из крупнейших электростанций в стране, вырабатывающая редкостно дешевую энергию. Но вмешательство в природу, как правило, имеет последствия: ученые разбираются, как искусственное море повлияло на жизнь заповедных животных и что скрылось под его водами.
Вот ты какой, северный олень
Работникам Саяно-Шушенского заповедника постоянно приходится пересчитывать животных. Они проводят учет горных козлов, собирают данные о засветившихся в фотоловушках манулах, отслеживают следы снежных барсов. А на границе лета и осени они провели 10 дней в экспедиции, которая проходила в рамках проекта Хакасского отделения РГО, – изучали популяцию северного оленя.
Группировка этого уязвимого вида в заповеднике невелика, примерно 30 особей. Олени чувствуют себя комфортно и каждый год приносят приплод, но процесс идет не быстро. «У них нет возможности мигрировать и скрещиваться с другими северными оленями, потому что на пути лежит водохранилище, – рассказывает директор заповедника Геннадий Киселев. – Дикие животные, живущие на левом берегу, не могут перебраться на правый, кроме волков, которые уверенно чувствуют себя на льду». Один из приемов волчьей охоты – выгнать добычу на стеклянную гладь замерзшего водоема.
Олени живут отдельными семьями, рассредоточившись вдоль горных рек на границе двух климатических зон – таежной и гольцовой. Чтобы добраться до этих мест, экспедиции пришлось преодолеть свыше ста километров на высоте от 500 до 2500 метров над уровнем моря. Им повезло: трое самцов подпустили к себе исследователей на 15–20 метров, предоставив возможность понаблюдать за собой. Подробно изучить места обитания животных позволил грант РГО, который заповедник получил в 2020 году. Миграции местных оленей отличаются от сезонных перемещений их сородичей, обитающих в тундре. Маршруты не слишком велики, поэтому переходить с места на место им приходится несколько раз в году, тогда как тундровые олени путешествуют дважды, весной и осенью, но и уходят гораздо дальше, преодолевая до полутора тысяч километров.
Замкнутый мир заповедника, с одной стороны, защищает животных от влияния людей: сюда и туристы не добираются, а о хозяйственном освоении территории речь вовсе не идет. С другой стороны, увеличивается риск близкородственного скрещивания, что в результате может плохо сказаться на популяции. Группировка ирбисов, некогда одна из самых крупных и стабильных в России, оказалась из-за изоляции на грани исчезновения.
В ловушке
Численность снежных барсов в нашей стране поддерживают «гости» из Монголии, где этих диких кошек значительно больше. «Раньше в России было примерно пять-шесть других группировок снежного барса, располагавшихся вдалеке от границы, на расстоянии около 300–500 км друг от друга, – объясняет директор заповедника. – Сейчас они почти исчезли. Восстановить популяцию за счет монгольских родичей эти ирбисы не могут: слишком большие расстояния, слишком много поселений людей, чтобы добраться друг до друга».
Снежные барсы заповедника пострадали от браконьеров, пробирающихся на запретные территории, чтобы ловить кабаргу. Мускусная железа этого животного, так называемая струя кабарги, стоит на черном рынке от 30 000 до 40 000 рублей, и преступники регулярно ставят петельные ловушки на звериных тропах. Но петля не разбирает, кого губить. Ее жертвой пала самка снежного барса, оставшиеся без матери котята тоже не выжили. В 2017 году в заповеднике удалось зафиксировать одного-единственного самца по кличке Ихтиандр.