Муза-ягода
Ингредиентов всего-то надо два: крыжовник и сахар. А счастья получается сразу три: лето, путешествие и мармелад
Крыжовник — любимая, но странная ягода. Одно слово чего стоит. Словари считают, что это заимствование из польского. По всей вероятности, это искаженное «крестовая ягода» или даже «ягода Христа», потому что в некоторых славянских языках ее называют «Христовый терн». Для болгар крыжовник — «царьградские гроздья», и это ему очень идет. Зато англичане видят в крыжовнике «гусиную ягоду». Но хуже всего дело обстоит с французами. Для них крыжовник — не крыжовник даже, а смородина. Причем не обычная, а «для макрели». Хотя каждому человеку, в детстве воровавшему крыжовник с соседских кустов, конечно, понятно, что крыжовник со смородиной даже близко не лежал. Смородины у нас и у самих сколько хочешь, а такого крупного, красного, шерстистого крыжовника, как у соседки бабы Даши, нигде не найдешь. И это даже не воровство, если мы между двумя досками в заборе спокойно пролезаем.
И все же — откуда пришла эта «макрель» и что общего у крыжовника с рыбой, если опять же понятно, что из него нужно варить варенье, мармелад и фруктовые конфеты. Это нам и Пушкин завещал. Он, как известно, крыжовенное варенье предпочитал всем другим.
Скорее всего, дело в схожести окраски. И макрель, и крыжовник — в красивую полоску. Но, может быть, это французы посмотрели, как англичане делают к своей макрели крыжовенный соус, и запомнили. В салаты и соусы употреблять крыжовник — вместо уксуса, например,— догадались не только англичане, но и родная нам с вами Молоховец. Этот совет есть у нее в книге.
Крыжовник вообще оказался очень книжной ягодой. Я удивлена, что ни один филолог еще не написал работу «Крыжовник в русской литературе». Потому что мы все вышли из этого крыжовника с ободранными загорелыми летними коленками, почти как из гоголевской шинели. У Чехова есть рассказ под названием «Крыжовник», там герой ест его всю ночь по ягодке и приговаривает: «Как вкусно!» А самое удивительное, это огромное количество крыжовника