Островский – революция в русском театре
И. А. Гончаров, известный трилогией, начинающейся на букву «О» («Обыкновенная история», «Обломов», Обрыв»), был также интересным и метким критиком. В 1875 году он пишет заметку «Опять "Гамлет" на русской сцене», посвященную исполнительской манере актера А. А. Нильского и не только. Сам текст Гончарова появился в периодике лишь в 1902 году – в газете «Новое время» (1902, № 9361). Таким образом, мы имеем дело не с газетной полемикой, а скорее – с размышлениями писателя об эпохе и людях. Именно поэтому статья интересна мыслями ее автора о театре А. Н. Островского, ставшем общественным явлением и символом эпохи.
Уличный колорит
Гончаров сетует на то, что русский театр, полностью подчинившийся притягательной стихии Островского, утратил «великие образцы», которым «во всех музеях живописи и скульптуры/…/отведены первые лучшие галереи». Автор пишет:
«Господствующим репертуаром у нас теперь служит школа Островского. …И артисты остаются доселе верными исполнителями ролей, не выходящих из уровня купеческой, крестьянской и мелкочиновнической среды. Нравы высшего по образованию, европейско-русского общества остаются почти неприкосновенными, ожидающими своего комика и трагика». (И. А. Гончаров «Опять "Гамлет" на русской сцене»)
При этом Гончаров ни в коей мере не отрицает всех достоинств самого Островского: его пугает лишь размах, с которым драматург-новатор и изобилие его подражателей завладели российским театром – до этого традиционно дворянским и, конечно, романтическим. Со сцены практически исчез «высокий штиль», изысканно-аристократический и воспитанно-интеллигентный репертуар и даже просто язык людей, образованных и наделенных высокодуховными переживаниями. Соответственно, молодые актеры в амплуа «jeune premier {первых любовников (франц.)} или удальца-франта» вынуждены довольствоваться жалкими ролями забитых приказчиков или скользких лизоблюдов.
«Где актеры для Шуйского, Самозванца, Марины, Минина? Их всех втянул в себя юмор типичных ролей купцов, мещан и т. д. обыденного великорусского быта. На сцене отвыкли говорить обыкновенным языком образованного общества», – восклицает Гончаров. На длительное время из русского театра действительно исчезли пьесы исторического и героического репертуара, а рыцарский плащ и фрак заменили кафтан и сюртук.
Недворянская порода
Островский дворянином не был. Его отец, сын священника, работал судебным стряпчим и получил дворянство только в 1839 году. Матери своей драматург фактически не знал: она, дочь пономаря и просвирни, умерла, когда мальчику было девять лет. Мать ему заменила мачеха – шведская дворянка, окружившая детей заботой и давшая им хорошее домашнее образование.
Не раз в литературных кругах возникает спор о том, нужно ли оставить писателя в покое и дать ему заниматься только литературным трудом, или же ему следует иметь и другую профессию, другую среду общения, чтобы получше узнать жизнь, набраться опыта. Островский – красноречивый ответ на этот вопрос. Отец хотел дать ему юридическое образование, чтобы сын и продолжил его дело, и добился большего, сделал карьеру. Карьеры Островский не сделал, но очень хорошо узнал проблемы купцов, мещан, лавочников, обращавшихся в суд или попадавших под разбирательства. Он привык к их несчастьям и семейным дрязгам, к их простому языку и метким выражениям, полным сермяжного юмора. Так сформировалась не карьера, но больше чем карьера – новая эпоха в жизни русского театра.
Вместо царей, вельмож, интеллигентов и гусаров на сцену вышел не- уклюжий, бородатый и грубый дядька, частенько нетрезвый, разговаривающий, как извозчик, а то и похуже.
Вместо романтичных, меланхолически вздыхающих дам и барышень, начитавшихся иностранных романов, появилась вульгарная Липочка Большова – типичная выскочка. О таких говорят: «из грязи – да в князи». Она из крестьянского сословия, выбившегося в купечество, а деньги отца и модные развлечения изуродовали ее природу, превратили ее в посмешище. По словам свахи, «воспитанья-то тоже не бог знает какого: пишет-то как слон брюхом ползает, по-французскому али на фортопьянах тоже сям, тям, да и нет ничего».
Своеобразный язык персонажей Островского быстро завоевал публику. Это ли не забытые просторечия из уличных сценок, которые так радовали в эпоху скоморохов и встречались еще в «Недоросле» Д. И. Фонвизина («