«Небывалое, страшное духовное подполье»
Ольга Берггольц (1910–1975) — русский поэт, легендарный голос блокадного Ленинграда, автор ставшей крылатой фразы «Никто не забыт и ничто не забыто», почти всю жизнь вела дневники: и в тёмные годы сталинских репрессий, и в смертное время блокады. Опубликованные спустя годы после смерти Берггольц, эти дневники стали ее Главной книгой.
«Сегодня Коля закопает эти мои дневники. <…> Если выживу — пригодятся, чтоб написать всю правду. О беспредельной вере в теорию, о жертвах во имя её осуществления, — казалось, что она осуществима. О том, как потом политика сожрала теорию, прикрываясь её же знамёнами, как шли годы немыслимой удушающей лжи».
Эта дневниковая запись сделана Ольгой Берггольц 17 сентября 1941 года, в один из самых страшных дней первого месяца блокады, когда судьба города висела, казалось, на волоске. Речь в этой записи идёт о дневниках тридцатых годов, которые были изъяты во время ареста Берггольц в 1938 году, а в 1939-м возвращены (!) при освобождении уже с пометами следователя.
Из тюрьмы Ольга вышла другим человеком. Но память о себе той, до-тюремной, страшной, она считала важным сохранить, чтобы потом «написать всю правду» о том времени и его людях. Вот несколько цитат:
24 августа 1936 года: «<...> Процесс троц<кистско>-зин<овьевского> центра <...> Надо выработать в себе холодность и жестокость к людям наряду с доверием. <...> Они пятнали партию. А всё-таки она незапятнанная. Нет, суки, за<...>е, и те, что на скамье, и те, что ещё не попались...<...> не вам, не вам, суки, торжествовать и осуждать партию. <...> Преданностью до последней клетки, нетерпимостью даже к антисоветской дружеской шутке — отвечать на это».
3 сентября 1936 года: «Положение вообще в Союзе <писателей> не из весёлых, по партлинии много исключений, арестов и т. д. “Иду по трупам?” Нет, делаю то, что приказывает партия. Совесть в основном чиста. А мелкие блошиные угрызения, вероятно, от интеллигентщины».
26 ноября 1936 года: «Вчера слушала доклад Сталина на съезде. Трижды будь благословенно время, в которое я живу единый раз, трижды будь благословенно, несмотря на моё горе, на тяготы! Оно прекрасно. <…> И вот эта родина, эта конституция, этот гордый доклад — ведь в этом вся моя жизнь <...>. Она оправдана эпохой, она спасена и обессмерчена ею…»
16 апреля 1937 года: «Арестован Лёшка Авербах… Ну, то, что арестован Борис Корнилов, — не суть важно; тут у меня, как говорится, “чистая”. Невзирая на вопли о “сведении личных счётов” — с 32 года, как могла, способствовала Союзу его выгнать. Арестован правильно, за жизнь».
Лёшка Авербах — Леопольд Авербах, всесильный генеральный секретарь РАППа (Российская ассоциация пролетарских писателей), его сестра Ида была замужем за Генрихом Ягодой, главой НКВД СССР. Ольга познакомилась с Авербахом в 1931 году, на пленуме РАППа. Но московские руководители и раньше приезжали в Ленинград с инспектированием «литературных объединений» (начало нового этапа взаимодействия писателей и государства, подготовка к созданию СП СССР). В 1929 году из ЛАППа (Ленинградская ассоциация пролетарских писателей) Ольга была временно исключена по той причине, что «её творчество ни в какой мере не является творчеством пролетарского писателя. т. Берггольц может быть принята в ЛАПП вновь только через рабочий кружок» (из протокола заседания комиссии по проверке состава ЛАППа). Но в самом начале 1930-х она уже автор нескольких детских книг и одной поэтической. Её хвалят Маршак и Горький, она работает в многотиражке «Электросилы» и пишет историю завода, и она вхожа к Ахматовой.
Из письма Николаю Молчанову, второму мужу, в Казахстан: «Потом приехал Авербах... По приезде он сразу проявил максимум заинтересованности ко мне. Мы с ним сразу подружились. Ходили, разговаривали, ужинали в Европейской и т. д. Колька, что это за человек, наш Князь! И (деталь) потом вдруг ещё открылась его сторона, вдруг (?) говорит: “неделями тянет к револьверу” и т. д.».
Связь (в обоих значениях слова) с Авербахом — не только серьёзное искушение властью. Позже это сослужит скверную службу и при фабриковании уголовного дела Ольги.
Борис Корнилов — поэт, первый муж Ольги (расстались в 1930-м). В 1936-м от болезни сердца умерла их общая дочь Ирина. И вот спустя год Ольга пишет о её отце: «Арестован правильно, за жизнь». В 1938 году Корнилова расстреляют.
Эти слова, написанные чудовищем, Ольга сохранит не иначе как в назидание потомкам: чтобы помнили, что´ государство может сотворить с человеком. Но парадоксально: в эти годы личного и общественного безумия её дневник и письма полны цитатами из Ходасевича, Ахматовой, Мандельштама, Гумилёва, Пастернака… Это не только частный и исторический, но и антропологический документ эпохи.
Из следственного дела Берггольц: «…являлась активной участницей контрреволюционной террористической организации <…> …квартира Берггольц в г. Ленинграде являлась явочной квартирой террориста Дьяконова Л. Д., который в 1937 г. приезжал к ней и совместно с ней намечал план убийства т. Жданова, т. е. в преступлениях предусмотренных статьями 58-8, 58-10 и 58-11 УК РСФСР».