Оружие массового искажения
Как Джорджа Оруэлла использовали в холодной войне
75 лет назад, 8 июня 1949 года, вышел один из главных политических романов XX века — антиутопия Джорджа Оруэлла «1984». Роман о мире, поделенном между тремя сверхдержавами, мгновенно стал одним из главных текстов холодной войны — войны, само название которой принадлежало Оруэллу (впервые это выражение было использовано им в эссе «Ты и атомная бомба»). Роман «1984» при своем отчетливом антисоветском пафосе содержал и недвусмысленную критику Запада, но это не помешало использовать его для антикоммунистической пропаганды — пропаганде всегда свойственно все упрощать. И это не единственный раз, когда текстом Оруэлла пришлось пренебречь ради политических целей. Ульяна Волохова рассказывает, как Джордж Оруэлл и его произведения становились оружием в холодной войне.
История первая, в которой Оруэлл отказался работать на пропаганду, но поделился со спецслужбами списком коммунистов
В январе 1949 года Джордж Оруэлл предпринял попытку замедлить стремительно прогрессирующий туберкулез и отправился в санаторий. В конце марта к нему приехала с визитом его знакомая Селия Кирван. Некогда одна из самых красивых дебютанток, представленных при дворе, Кирван успела побыть медсестрой по время войны, поработать в редакциях умных толстых журналов Horizon и Polemic, а теперь устроилась в МИД — в только что организованный департамент информационных исследований. Своим знакомством с Оруэллом она была обязана Артуру Кёстлеру, автору нашумевшего романа «Слепящая тьма», который приходился ей зятем, а Оруэллу — старым приятелем. Кёстлер познакомил их на Рождество 1945 года, втайне понадеявшись, что новые отношения помогут развеяться овдовевшему в марте того же года Оруэллу. Расчет оправдался: уже через несколько месяцев Оруэлл сделал Кирван предложение. Она его, впрочем, отклонила, но отношения их остались дружескими. В санаторий она приехала, чтобы рассказать Оруэллу о своей новой работе и на этот раз сделать предложение ему.
Под невзрачным названием «Департамент информационных исследований» в МИД была организована настоящая фабрика пропаганды — отдел, которому предстояло сыграть важную роль в набиравшей обороты холодной войне. С 1948 по 1977 год сотрудники департамента делали все, чтобы дискредитировать СССР и подорвать симпатии к коммунистическому движению по всему миру. Они распространяли фейковые новости и в красках рассказывали о событиях, которые никогда не случались: например, о том, как члены подпольной организации греков-киприотов, борющихся за независимость от Британии, насилуют школьниц. Они редактировали реальные документы: например, заменили «США» на «КНДР» на плакате Международного союза студентов против американской ядерной программы. И создавали новые: например, сочинили и распространили в Индонезии брошюру с призывами ликвидировать коммунистов и Коммунистическую партию в стране (эта операция в итоге способствовала приходу к власти в 1965 году хунты военных и спровоцировала массовые убийства коммунистов, жертвами которых стало как минимум 500 тыс. человек).
Помимо дезинформации в задачи департамента входила мобилизация публичных интеллектуалов для ведения информационной войны. И Селия Кирван, имевшая связи в интеллектуальных кругах, получила задание составить список европейцев, чьи взгляды и симпатии могли бы оказаться полезными. Оруэлл был перспективным кандидатом: в 1930-х он проникся левыми идеями, написал сначала книгу о жизни бедняков, а затем о рабочем классе, уехал в Испанию участвовать в Гражданской войне — но, наблюдая там за деятельностью сотрудников НКВД, бесповоротно разочаровался в Советах и стал убежденным троцкистом (что нашло отражение в повести «Скотный двор»). Из отчета Кирван следует, что Оруэлл выразил искреннее одобрение целей департамента, но писать статьи отказался, сославшись на слабое здоровье и правило не работать на заказ. От Оруэлла Кирван уехала с небольшим списком людей, которые могли бы работать на департамент, и рекомендациями о том, как вести пропаганду в Бирме, где он работал в молодости полицейским. А спустя неделю Оруэлл написал Кирван письмо, в котором назвал еще несколько подходящих для работы лиц, и предложил составить другой список — тех, кто точно не подходит для этой работы: «Я мог бы также, если это имеет хоть какую-то ценность, дать вам список журналистов и писателей, которые, по моему мнению, являются криптокоммунистами, попутчиками или склонны к этому и которым не следует доверять как пропагандистам».
Список этот Оруэлл составил задолго до визита Кирван. На протяжении нескольких лет он вносил в специальную записную книжку людей, казавшихся ему подозрительными. К тому моменту в книжке было 135 имен европейских и американских публичных деятелей, 10 из них Оруэлл вычеркнул — подозреваемые либо умерли, либо проявили себя как антикоммунисты. Имена сопровождались краткими комментариями, которые позволяют сделать вывод, что основанием для подозрений Оруэлл считал не только реальные связи с СССР («Джозеф Дэвис — бывший посол в СССР, очень глуп»), но и еврейское происхождение или гомосексуальность. Более того, некоторые фигуранты списка были, как кажется, попросту Оруэллу несимпатичны («Дуглас Голдринг — писатель, разочарованный карьерист; Джон Стейнбек — писатель ("Гроздья гнева"), псевдонаивный»). Оруэлл выбрал 38 британцев и проживавших на территории Великобритании людей (в том числе Чарли Чаплина, Исаака Дойчера и Майкла Редгрейва) и передал их список Кирван в ее следующий визит.
Насколько эта информация оказалась полезной департаменту информационных исследований, неизвестно, но спустя неделю Кирван отправила Оруэллу в качестве благодарности бутылку бренди. Прямых доказательств, что список был передан в MI5 или MI6 и оказал какое-то влияние на жизни перечисленных в нем людей, нет, но некоторые исследователи считают, что отказ Чарли Чаплину во въезде в США в 1952 году мог быть результатом обмена информацией между британскими и американскими спецслужбами: никаких доказательств симпатий актера к коммунизму не было и основанием для отказа вполне могло стать фигурирование в списке Оруэлла. В 2003 году Селия Кирван, дожившая до обнародования информации о списке и скандала, который эта информация вызвала, так прокомментировала эту историю: «Джордж был совершенно прав, сделав это. Все думают, будто этих людей собирались расстрелять на рассвете. Но единственное, что с ними случилось,— их не попросили писать для департамента информационных исследований». Как бы там ни было, Оруэлл помог Британии рекрутировать пропагандистов для ведения холодной войны и его личное участие в ее боях на этом завершилось — победить туберкулез не удалось, и 21 января 1950 года Оруэлл умер. Его произведения, однако, оказались идеальным оружием пропаганды.
История вторая, в которой издатели не хотят публиковать «Скотный двор», а спецслужбы печатают тираж за тиражом
В списке, который Оруэлл передал департаменту информационных исследований, среди прочих значилось имя журналиста Питера Смоллетта. Комментарий к нему был такой: «К. Пирс говорит, что он просто карьерист, однако производит впечатление какого-то русского агента, крайне склизкий человек». В этом случае чутье Оруэлла не подвело. Питер Смоллетт действительно был агентом советской разведки (известно об этом стало в 1980-е, уже после его смерти). Во время войны он стал главой русского отдела Министерства информации Великобритании и на этой должности не только передавал разведывательные данные, но и по мере сил препятствовал публичному распространению компрометирующих СССР сведений. В 1944 году на этом поприще он столкнулся с Оруэллом, вернее, с его повестью «Скотный двор».
Повесть о том, как на одной отдельно взятой ферме сначала происходит революция, а затем устанавливается тоталитарный режим, Оруэлл закончил в феврале 1944 года и уже весной отправил рукопись в несколько издательств. Международная обстановка, однако, публикации книги, в которой без труда считывалась сатира на советскую историю, не способствовала: СССР был военным союзником и общее дело противостояния Германии было важнее политических разногласий. Оруэллу стали приходить отказы. Его постоянный издатель Виктор Голланц, социалист, разочаровавшийся в СССР после пакта Молотова—Риббентропа, написал ему, что согласен с каждым словом, но «публиковать такое варварское нападение на Россию, когда мы бок о бок с ней боремся за выживание, не оправдано». Поэт Томас Элиот, директор Faber & Faber, тоже ответил, что повесть хоть и великолепна, но очень несвоевременна, поскольку слишком уж в неприглядном свете изображает большевиков: «Ваши свиньи умнее остальных животных и, следовательно, лучше готовы управлять фермой — без них вообще никакого Скотного двора и быть бы не могло, нужно лишь больше свиней, желающих работать на благо общества».