Между нами
Шутки кончились
Резо Гигинеишвили десять лет снимал комедии и попадал в светскую хронику как муж своей жены. Теперь вдруг оказалось, что он один из лучших режиссеров России.
Резо не понравился мне с первого взгляда. Семнадцать лет назад я учился во ВГИКе на сценарном факультете, он был режиссером-первокурсником. Я заметил его в фойе старого корпуса, видавшем Гайдая и Тарковского. Там был побитый паркетный пол, истертые перила, чай в пластиковых стаканчиках, симпатичные студентки продюсерского факультета. И Резо. Заносчивый, снисходительный.
— Ты мог быть и прав. Сколько мне было лет? Восемнадцать? Я не очень люблю себя в этом возрасте. Грузинские понты… — Резо смеется. — В том же фойе, где мы с тобой познакомились, было четыре окна. У первого часто стоял я, со мной кокетничали девушки. У последнего — Петя Буслов (в будущем — режиссер «Бумера» и «Высоцкий. Спасибо, что живой». — Прим. «Татлера»). Мы с ним боролись за внимание девушек. Поглядывали друг на друга и, кажется, только через два года преодолели ревность и пожали друг другу руки.
Шерстяные водолазка и брюки, все Versace.
Мы с Резо тоже давно все преодолели. Сейчас в новой новиковской бургерной Bro&N на Патриках он уговаривает меня попробовать буррату с помидорами. За годы, что прошли между чаем вгиковской буфетчицы тети Лиды и бурратой Аркадия Новикова, Резо изменился. Месяц назад я посмотрел на «Кинотавре» в Сочи снятых им «Заложников». Это один из лучших фильмов года, оскаровского масштаба драма. Я такого от него не ожидал.
В Москву сын высокопоставленного медицинского работника из Тбилиси переехал с родителями в десять лет, в начале девяностых, когда постсоветская Грузия, как и все провинции империи, погрузилась в нищету и гражданские войны. Резо отдали в школу № 1520, она же гимназия Капцовых. Потом он хотел поступать в МГИМО. Уже готовился сдавать экзамен по английскому, но переводить по заданию репетитора русские статьи было лень, и Резо сочинял тексты сам. Однажды перевод прочла старшая сестра, студентка школы кино и телевидения, — и посоветовала ему поступать во ВГИК. Так Резо оказался на режиссерском, в мастерской Марлена Хуциева. Тот, очевидно, прекрасно понимал, что такое «грузинские понты», потому что сам был режиссером из Тбилиси. «Я поставил на сцене отрывок из «Героя нашего времени», — вспоминает Резо. — Был ажиотаж, я пригласил актрис с другого курса… Потом банкет, все здорово, и тут мне говорят, что я получил три, а не пять. Я не понимаю почему. Марлен Мартынович говорит: «Проводишь меня домой». Мы дошли до его дома, и на лестничной площадке он останавливается: «Ты не должен на меня обижаться. Мне работа понравилась, но, зная твой характер, я понимаю, что, если поставлю тебе пять, ты расслабишься и ничего больше не будешь делать».
В качестве утешения за тройку мастер подарил Резо фотографию: Феллини и сам Хуциев на Красной площади во время ММКФ 1963 года. Это тоже стало для будущего режиссера уроком. «Компенсация после наказания всегда важна, — объясняет Резо. — В работе ты можешь отругать кого угодно, но если после этого ты его не обогреешь, не окружишь вниманием, человек может надломиться».
Впрочем, грузинские понты Резо идеально накладывались на обычные вгиковские. «Почему-то мы ассоциировали себя только с Тарковским, — говорит Резо. — Как будто это мы сняли его фильмы вместе с ним. Сейчас я понимаю, как тяжело снимать, сколько усилий надо потратить, чтобы картина дошла до зрителя. Мне тяжело осуждать тех, кто пытается в кино что-то делать».
Тем не менее работа режиссера предполагает получение оценок от зрителей. Первая волна обратной связи пришла к Гигинеишвили в 2007‑м после выхода фильма «Жара». Легкая комедия о четырех друзьях, у которых никак не получается расплатиться в летнем кафе, выросла из предыдущей работы Гигинеишвили — вторым режиссером на «Девятой роте» Федора Бондарчука. В главных ролях в «Жаре» снялись три актера из того фильма, молодые звезды Чадов, Смольянинов и Крюков. Плюс рэпер Тимати.
С коммерческой точки зрения формула «Жары» была сочинена очень правильно: симпатичные свежие лица, легкое настроение, хорошо переданный дух второго, докризисного путинского срока.