От Бармалеевой до Фонтанки
(Фрагменты нового романа)
От автора
Когда я публиковал роман «Лавр», меня попросили дать для обложки слоган. После долгих обсуждений с моим замечательным редактором Еленой Шубиной он появился. Очень короткий: неисторический роман. С одной стороны, мне хотелось удержать любителей исторических романов от покупки ненужной вещи, поскольку книги у нас дороги. С другой — указать породу дерева, к которому я пытался привить свою — совершенно не историческую — книгу. Точно так же я мог бы назвать «Авиатор» нефантастическим романом, но повторяться уже не хотелось. Мне казалось, что читатель все понял с первого раза: автор ценит жанровую литературу, но по-особому. Так примерно, как зодчие Венеции ценили византийскую архитектуру: привозя из Константинополя колонну за колонной, они создавали из них нечто новое.
Сейчас я заканчиваю роман, который мог бы назвать недетективным. Начинается он вроде бы как детектив, но мало-помалу выясняется, что уголовно-процессуальная романтика интересует майора (конечно же, Чистова) в самой небольшой степени. Указанное обстоятельство обусловило смену стиля и ритма романа. Это в полной мере осознает повествователь. Он — лейтенант, в свое время окончил литстудию Филиппа Семеновича Прохлады. Будучи человеком литературным, избегает называть себя по имени и использует элегантные выражения «ваш покорный слуга» и «автор этих строк». У него бойкое перо, и Ф. Прохлада, несмотря на некоторые погрешности, текстом ученика доволен.
Особо он отметил строки, посвященные месту действия романа — Петербургу. Желая сравнить литературу с действительностью, руководитель студии даже ходил на Бармалееву улицу, где всё, собственно, и произошло. Впоследствии он признал такой поступок опрометчивым, потому что граница между реальностью и мифом в этом городе проходима в обе стороны.
Вниманию читателя предлагаются два отрывка из романа, название которого автору пока не известно.
1.
Большинство резонансных дел происходит именно в нашем городе. Гордиться здесь особенно нечем, но, согласитесь, сам по себе факт примечательный. Очевидно, все, включая преступный элемент, предпочитают действовать в красивых локациях или, проще говоря, местах. Взять того же доцента Соколова, застрелившего и расчленившего свою студентку. Только представьте на минуточку: ночь, ледяная рябь канала... Кстати, вспомнилась в этой связи и шутка. В Москве две женщины не поделили мужа. А в Петербурге — поделили...
Но — к делу. На Петроградской стороне произошло убийство. На Бармалеевой улице. Услышав это, многие петербуржцы сочли случившееся закономерным: если убийство, то, пожалуй, на Бармалеевой. Уж такая это улица.
Независимо от того, был Бармалей реальным лицом или литературным персонажем, репутация его сомнительна. Его имя бросает тень на тезоименную ему улицу: недаром она в буквальном смысле вся в тени. Выражаясь современным языком, фигура Бармалея токсична.
Как только стало известно об убийстве, на Бармалееву улицу выехала машина МОПС — Мобильного отряда правоохраны Санкт-Петербурга. Машина марки «Лада» двигалась по Петроградской стороне не торопясь, потому что спешить ей, в общем, было некуда. Худшее уже состоялось, и срочного вмешательства вроде бы не требовалось.
Машина переезжала через лежачих полицейских, и в такие моменты майор Чистов с удовлетворением думал о том, что его, ввиду комплекции, так просто никто бы не переехал...
Секретарь командира МОПСа Валерия, которой я иногда читаю вслух написанное, спрашивает меня, как это, мол, я могу знать, что думал майор.
Валерия!
Лера...
Человек, с младых ногтей воспитанный в уважении к субординации, я, тем не менее, убежден, что не может быть у майора таких мыслей, которых не могло бы быть у лейтенанта. Это во-первых. Во-вторых, есть такое понятие, как художественная условность. Мы условились, что автор знает всё. То есть условились не мы, условились до нас, еще на заре литературы, но я этому следую и призываю следовать Леру.
Смеется.
— Ты следователь, ты и следуй. А я не могу. Не верю, — говорит Лера Станиславская.
Славная девочка. Между прочим, лейтенант. Светловолосая, но — полная. Что полная — для меня это похвала...
Продолжаю описание дороги. Водитель пропускал на переходах тех, кому нужно было перейти через улицу. Как, впрочем, и тех, кому не нужно, кто обычно переходит просто так, за компанию. Такие пешеходы двигаются очень медленно, словно не уверены в правильности своих действий. Этим приходится сигналить. Оно и понятно: раз уж ты оказался у перехода, изволь, дорогой, переходить, а не изображай все и всяческие сомнения.
Не составляет тайны, что полицейская машина в какой-то степени побуждает прохожих ступить на зебру, ведь перебежать улицу перед машиной с мигалкой — это, согласитесь, большое искушение. Даже если мигание не сопровождается сиреной. Даже если это не гордость немецкого автопрома, а скромное изделие тольяттинских умельцев. Полицейская «Лада» терпеливо пропускала всех желающих перейти.
Справа от водителя сидел единственный пассажир — Чистов. Каспар. Такое вот имя, хотя я не слышал, чтобы кто-то называл его по имени. Майор Чистов. Или просто: Чистов. Водитель время от времени косился на майора, но тот не поворачивал головы и сидел с видом впередсмотрящего. Обычно молчал. А если нет, то делился разными бытовыми подробностями. Говорил, что испытывает затруднения с двумя вещами на свете: надевать носки и шнурки завязывать. Живот, понимаешь, мешает. А всё остальное — может.