VogueЗнаменитости

Личное дело Ксении Собчак

Вместе с режиссером Верой Кричевской она сняла документальный фильм об отце  — политике ярком и стильном

Юлия Выдолоб 

«Все свое детство я мечтала не быть дочкой Собчака», — говорит Ксения Собчак. Недавно она вернулась из длинного отпуска после президентских выборов. И сейчас у нее появилась новая цель: она хочет, чтобы как можно больше людей вспомнили — не о ней, персоне со стопроцентной узнаваемостью, а о ее отце — профессоре, юристе, первом мэре Санкт-Петербурга.

«Я меняла фамилию, ходила в школу как Ксения Парусова, — вспоминает она. — Я всю жизнь пыталась отстоять свою самость перед лицом такого большого человека, как мой папа. И я это получила. Теперь моя цель — вернуть его в память людей, потому что я опять хочу, чтобы меня знали как дочку Собчака». Идея снять документальный фильм — не юбилейный панегирик, а честную, справедливую историю — появилась давно, задолго до предвыборной гонки, которая сейчас, после просмотра фильма про события 1990-х, кажется удивительным, зеркальным повторением семейного прошлого. Ксения долго думала про режиссера, пока не увидела байопик про Бориса Немцова, снятый журналистом и режиссером-документалистом Верой Кричевской. «Ксения позвонила, сказала, что сидела в зале рядом с детьми Бориса Ефимовича [Немцова], — рассказывает Вера. — Она видела, как они смотрели кино и плакали, и в этот момент решила, что обязана рассказать историю своего отца для своего сына. Платону в тот момент был, наверное, месяц». 

«Дело Собчака», которое ЦДК выпустит в прокат 12 июня, начинается со спокойного, отстраненного повествования — но быстро превращается сначала в политический детектив, а потом и в драму. «Мне было сложно вспоминать про все, что было связано с папой. Много лет это была для меня табуированная тема», — продолжает Ксения. Сложно было не только ей. «Для меня всегда было очевидным, что история Собчака — это не только политика и история страны, это еще и большая семейная драма», — подтверждает Вера. Напряжение растет на глазах у зрителя: мы видим разговор Ксении и ее мамы, Людмилы Борисовны Нарусовой, в квартире на Мойке. В просторном кабинете — обстановка благополучно-интеллигентная: диван с твердой спинкой, часы с боем, паркет, фарфор. Ксения сидит в кресле, как маленькая девочка — поджав босые ноги. Потом она сидит на полу. Фарфоровая чашка в кобальтовую сетку тоже на полу. Голоса женщин спокойны, но понятно, что происходит что-то особенное.

«Это был первый съемочный день, — вспоминает Вера. — День, когда Анатолию Собчаку исполнилось бы 80 лет. Большой юбилей. Я еще не знала, каким будет наш фильм, о чем? Но понимала, что терять 10 августа нельзя. Ксения и Людмила Борисовна в этот день точно будут в сложном психологическом состоянии — редком, особом. Они проведут время на кладбище, потом официальные церемонии, потом друзья и родственники. Мы должны бы­ли зафиксировать это состояние. Они совершенно уставшие и измотанные вернулись домой, и с этого момента мы не останавливали съемку, рядом с ними никого не было, мы управляли камерами дистанционно, иногда я садилась на пороге кабинета на пол или подливала им чай. Они просидели в кабинете отца четыре часа. Из них я сложила 35 минут, в фильм вошло минуты 4–5. Но вот эти 35 минут — это фантастический материал. Там такое развитие, такой накал, такая не свойственная людям, живущим под камерами, искренность».