Гусары, молчать: почему фильм «Наполеон» Ридли Скотта оказался неточным и однобоким
В конце ноября в мировой прокат вышел «Наполеон» Ридли Скотта с Хоакином Фениксом в роли диктатора. Реклама эпического байопика о Бонапарте выглядела многообещающе — но получившийся фильм собирает среднюю прессу и скромную кассу. Историк культуры Святослав Иванов объясняет, как и почему картина Ридли Скотта сводит сложные исторические процессы к проблемной интимной жизни правителя.
Если бы волшебная лампа с джинном попалась какому-нибудь амбициозному кинорежиссеру, одним из трех его желаний наверняка стало бы создание полновесной биографии Наполеона.
В 1920-х французский визионер Абель Ганс снял масштабное и революционное кино, покрывающее лишь начало бонапартовского жизнеописания: планировалось снять шесть фильмов, удалось — лишь первый. В конце 60-х Стэнли Кубрик задумал эпос, который сам нескромно определял как «лучший фильм всех времен» — но съемки отменили, в частности, из-за коммерческого провала «Ватерлоо» Сергея Бондарчука.
Теперь Ридли Скотт — автор «Чужого», «Бегущего по лезвию», «Гладиатора» — снял фильм мечты с Хоакином Фениксом, уникальным актером, подходящим на эту роль и по типажу, и по масштабу таланта. Сам факт появления этого кино — колоссальное везение; но похоже, при общении с джинном Скотт забыл уточнить, что фильм должен быть успешным.
Еще до релиза на «Наполеона» обрушился вал критики из-за исторических неточностей — причем, не мелких и не случайных. Бонапарт присутствует на казни королевы Марии-Антуанетты (на самом деле, он в это время командовал войсками на другом конце Франции), лично галопирует в кавалерийской атаке (чем никогда не занимался) и главное — прицельно стреляет из пушек по пирамиде Хеопса (зачем?!).
Скотта еще и угораздило провести мировую премьеру в Париже, чтобы огрести особенно едкой критики от французской прессы. Le Figaro насмешливо называет Наполеона и Жозефину (Ванесса Кирби) «Барби и Кеном»; Le Point публикует мнение историка, который назвал фильм антифранцузским и пробританским. Ладно бы Скотт был просто голливудским режиссером, но он еще и англичанин! Тот отвечает на критику с характерной для него ершистостью — «французы и сами себя не любят» и «вас там не было».
С другой стороны, практически все критики находят добрые слова для «Наполеона» как для зрелища. Аустерлиц, Бородино, Ватерлоо — батальные сцены здесь захватывающие, нарочито жестокие и не режущие глаз избытком компьютерной графики. В одной сцене за другой Скотт делает то, что ему удается лучше всего — творит выпуклые физические пространства, ощущаемые почти тактильно: от бальных залов до штурмуемых крепостей (даже занятый французами Кремль, архитектура которого будто сгенерирована нейросетью, получился атмосферным и интригующим).