Строгий выговор с акцентом
Кинокритик Зинаида Пронченко пересматривает французскую классику, но безжалостной критике подвергает всех своих бывших.
В самоизоляции я начала совершенно иначе смотреть кино. Какие-то привычки сохранились: только Франция, только старая добрая мизогиния — зашел, застрелил, закурил, поцеловал, вышел (не попрощавшись). Но вместо того, чтобы просто млеть, я нынче примеряю красоту прошлого на убожество настоящего, эстетическое на этическое, мифы на реальность. Узнаю свою жизнь на экране и делаю далеко идущие выводы. После карантина я планирую терпимее относиться к мужчинам, но в то же время поцелуя без любви не дарить. После ковида моя оптика никогда не будет прежней, она теперь и вправду фем, причем самой личной настройки.
Пронченко,
журналист
Раньше я молилась одному богу, его имя Ален Делон, только он на вкус и цвет был как двойной бурбон, а все остальные пахли «Шипром». Однако одиночество проделало свою работу, расширило мой кругозор, и, в сотый раз лицезрея балет из плащей Burberry и федор Bailey, которые не спасут их обладателей ни от нормандских ветров, ни от бретонских дождей, разве что от парижской мороси, я стала вглядываться в физиономии третьестепенных персонажей. Кто это там в казино Пор-ла-Нувеля нервничает у рулетки, аж запястья вспотели? Ах, да, это Жан Негрони, чей голос история запомнила лучше, чем внешность. Фильмов, где он рассказчик за кадром, бесконечное число, а теперь, при очевидном дефиците мужчин «в кадре», то есть вблизи, я наконец-то смогу хорошенько рассмотреть его благородный профиль, оценить напускную грацию и то, как он затягивается своим «Партагасом», четвертый номер. В «Частном детективе» Филиппа Лабро, чемпионе французского проката 1976 года, Негрони в самом соку, ему 55 и он страшно напоминает мне Режиса, предпоследнюю мою любовь, разбившуюся об идиотизм; мы тоже повстречались в курортном казино, только из его окон был виден суровый Атлантический океан, а не похожее на блюдце теплого молока Средиземное море.
У этого вестерна средней галльской полосы есть главный герой, он носит не пыльные казаки или замшевую косуху, а темно-серый костюм-тройку, оттеняющий вычурную белизну гипертрофированных, по моде декады, манжет. Я долго привыкала к этим ретроособенностям гардероба Режиса, равно как и к зависимости от азартных игр. Дело в том, что Режис не хотел вставать вместе с Францией рано, как любит писать газета Libération, а хотел скорее как Остап Бендер — в белых клешах фланировать по родному Биаррицу. Тоже, конечно, не Рио-де-Жанейро, а гораздо лучше. Все барыши от партий в покер он вкладывал в «феррари» и брегет Ohne Mechanismus