Филантроп года | Потанин
Искусный расчет
Владимир Потанин о том, почему дар Центру Помпиду — прежде всего подарок российской культуре и российским художникам.
13 сентября в Париже в Национальном центре современного искусства Жоржа Помпиду открылась выставка современного русского искусства KOLLEKTSIA!, куда вошло более 350 российских работ 1950–2000-х годов, переданных в музей Благотворительным фондом Владимира Потанина, а также коллекционерами, художниками и другими меценатами. Центр Помпиду стал единственным зарубежным музеем, в котором представлено русское искусство всего XX века.
Forbes: Владимир Олегович, что именно вам дало дарение Центру Помпиду?
Мы люди прагматичные, мы подумали, что своим дарением Центру Помпиду поспособствуем продвижению всего русского искусства за рубежом
Владимир Потанин: Проект с Центром Помпиду для нас не первый заграничный проект. До этого было открытие «Русской гостиной» в Центре исполнительских искусств им. Кеннеди в Вашингтоне. Были выставка Эрмитажа в Лас-Вегасе и выставка «Россия!» в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке. Но эти проекты были частью культурной презентации России Западу. Проект с Помпиду — совершенно другое дело. Он нравится мне тем, что он современный. Наши классические традиции хорошо известны и понятны на Западе. А вот современное российское искусство оказалось в некоторой изоляции. Центр Помпиду — очень хорошая площадка для продвижения современной российской культуры. Он известен в мире, ему 40 лет, он ориентирован как раз на современное искусство, в том числе русское: в Помпиду большая коллекция русского искусства первой половины XX века. И, конечно, они хотели дополнить свою коллекцию работами второй половины XX века. Ну а мы люди прагматичные, подумали, что если осуществим их мечту, то тем самым поспособствуем продвижению всего современного русского искусства за рубежом. Что в нынешних политических условиях, согласитесь, совсем не лишнее.
F.: Когда вы 17 лет назад открывали ваш благотворительный фонд, вы сразу ставили задачей пропаганду русской культуры и искусства? Как менялась стратегия фонда?
В. П.: Когда я в 1999 году открывал свой фонд, то делал это отчасти из эгоистических соображений, мне хотелось облагородить среду вокруг себя, сделать так, чтобы приятнее жилось. Мы занимались благотворительной деятельностью и до создания фонда. В начале 1990-х делали небольшие пожертвования в самых разных областях. Я шел скорее по бизнесовой привычке, от спроса. Программы фонда мы начинали со стипендий. Я чувствовал, что студентам это нужно, а мне — интересно. Я же всегда был социально активным, и в школе, и в институте, и на работе — в каждой бочке затычка. От художественной самодеятельности до спорта и субботников — мне все это нравилось. А в 1990-е годы наступил период становления бизнеса, построения собственной компании, и я выпал из социальной жизни. Поэтому для меня начало работы со стипендиальными программами стало возвращением в привычный ритм жизни.
F.: У вашего фонда особые отношения с Эрмитажем. Правда ли, что Пиотровский приходит именно к вам советоваться по поводу своих контрактов и, например, это вы помогли ему урегулировать отношения с Фондом Гуггенхайма?
В. П.: Мы начали активно сотрудничать весной 2001 года. К тому времени мы уже несколько лет активно работали вместе с Михаилом Пиотровским, какая-то химия в отношениях возникла. Было создано небольшое бюро, приглашены юристы, специалисты по страхованию и перевозке предметов искусства, они готовили документы для переговоров. А совет мой Пиотровскому понадобился, когда уже совместно с Фондом Гуггенхайма был открыт Эрмитаж в Лас-Вегасе, в отеле The Venetian. Там шли две выставки: импрессионисты и постимпрессионисты из Эрмитажа и — не смейтесь — выставка мотоциклов, которую организовал директор Фонда Гуггенхайма Томас Кренц, фанат мотоспорта. Считалось, что выставки дополняют друг друга. Людям, которые зашли посмотреть живопись в перерывах между игрой в казино, конечно, многого не надо. А три-четыре зала в самый раз. Таким образом надеялись заработать какие-то деньги для Эрмитажа. Кренц, как нормальный жадный бизнесмен, позарился на долю в прибыли от проекта. Но прибыли большой не было. Очень дорого стоила аренда помещения в The Venetian. Владелец отеля как бизнесмен Кренца переиграл. И через несколько лет возник вопрос: что же дальше с музеем делать? И когда нужно было перезаключать контракт, Пиотровский пришел за советом. Я Михаилу Борисовичу подставил плечо в переговорах, со всеми нашими бизнесовыми приемчиками. И вышло так: насколько Пиотровскому трудно приходилось с Кренцем, настолько Кренцу стало нелегко, когда за переговоры взялся я. Что называется, связался черт с младенцем. Мы вернули все и даже больше. А через год Кренц уволился.
F.: Вы возглавляете попечительский совет музея, стали инициатором создания эндаумента Эрмитажа, вложив $6 млн. Что вам это дает — эмоциональное удовольствие, энергетическую подзарядку?