«У нас ощущение, что нам не с кем находить общий язык»
Французское деловое сообщество тревожит ухудшение инвестиционного климата в России. Причины — несовершенство административного регулирования, а также усилившийся в период санкций психологический «синдром осажденной крепости». Об этом рассказывает Павел Шинский, генеральный директор Франко-российской торгово-промышленной палаты
-Насколько значима Франция в российском международном деловом сотрудничестве?
— Франция — давний и, как я сужу по цифрам, важный деловой партнер России. Вместе с Германией она делит первое и второе места по иностранным инвестициям в российскую экономику. По статистике ЦБ на 1 января 2020 «остатки» инвестиций в России у Франции были больше, чем у Германии, а по состоянию на 1 июля Германия вышла на первое место. В целом за первое полугодие 2020 года (это самая свежая статистика ЦБ) Франция уже инвестировала более миллиарда долларов. С начала трудностей в 2014 году ни одна французская компания не ушла из России, хотя прецеденты ухода с российского рынка были почти у всей первой пятерки стран из списка международных экономических партнеров РФ. Это позитивные моменты, расстраиваться же можно по поводу того, что происходит с российским инвестиционным климатом в целом.
— И какие это причины? Что не так с инвестиционным климатом в России?
— В целом, если судить по рейтингам, в последние годы Россия становится все более привлекательной для иностранного бизнеса — например, в известном рейтинге привлекательности бизнеса Всемирного банка Doing Business страна сейчас поднялась на достойное 28-е место, при том что в 2011 году она была на 123-м, между Угандой и Уругваем. Но с другой стороны, в последние полгода мы столкнулись с тревожными явлениями, вопрос о которых мы намерены поднимать на высоком уровне, в частности на ближайшей российско-французской межправительственной комиссии, которая состоится через две недели. В текущих условиях коронавируса российское правительство не обращает внимания на простые жизненные необходимости инвесторов, имеющих постоянное место жительства в России в силу того, что они возглавляют здесь компании. Согласно действующему распоряжению правительства, так называемые иностранные высококвалифицированные специалисты (ВКС) в связи с пандемией имеют право только один раз после выезда вернуться в Россию — единожды с начала пандемии весной! И это распоряжение не касается членов семьи, то есть жены и дети вынуждены оставаться за пределами России. Поэтому, по нашим последним данным, все больше руководителей и топ-менеджеров иностранных компаний намерены уехать на ближайшие рождественские и новогодние праздники и не возвращаться, пока не будет принято решение о возможности их повторного въезда вместе с членами семьи. Нас тревожит эта ситуация, надо понимать, что инвестиции — это не только финансовые потоки, счета, «гринфилды» и другие термины из инвестиционных отчетов. Главное — это люди. И если людям некомфортно жить и работать в стране, то о каком реально благоприятном инвестклимате может идти речь?
— Сразу приходит в голову дело Baring Vostok и арест французского бизнесмена Филиппа Дельпаля, когда российское деловое сообщество выступило в его защиту…
— Да, в высших российских деловых кругах реакция, которая последовала после ареста Майкла Калви и Филиппа Дельпаля, была направлена на их поддержку. Такие значимые фигуры, как Герман Греф, Алексей Кудрин, Борис Титов, публично заявили, что это очень плохой сигнал для иностранных инвесторов. Но проблема в том, что органы, вовлеченные в расследование, — это представители силовых структур, которые делают свою уважаемую и очень нужную работу по защите страны от террористов, преступников, но при этом вопросы инвестклимата и инвестрейтинга для них вторичны, отсутствуют в их KPI. Что касается миграционных вопросов, то раньше было такое ведомство, которое называлось Федеральная миграционная служба. Там сотрудники говорили на иностранных языках и могли найти персонализированный подход и к простому рабочему-мигранту, и к финансовому директору крупной компании. Безусловно, все иностранцы в России заслуживают достойного внимания к себе, но у каждого есть своя степень загруженности, которая требует своего подхода. Если одного, допустим, можно заставить простоять несколько часов в очереди за получением документов, то с финансовым директором такой подход был бы вреден с точки зрения привлечения иностранных инвестиций. Сейчас миграционная служба растворилась в недрах органов внутренних дел, и мы попадаем в такую ситуацию, когда имеем дело с людьми, которые при всем желании, при всей открытости не думают об инвестиционном климате в России. При всем уважении, МВД все же не совсем подходящая структура для общения с иностранными бизнесменами. Здесь мы являемся жертвами, с одной стороны, административной реформы, с другой — тут есть известный психологический аспект. Речь идет об усилении так называемого обсидионального комплекса, в сталинские времена это называлось «синдромом осажденной крепости». Это когда считают, что все не очень хорошее в стране приходит по причине вмешательства извне — от СПИДа до цветных революций.
— Наверное на усиление этого синдрома в России повилял и режим санкций?
— Да, конечно, режим санкций со стороны Запада заставил, подтолкнул Россию замкнуться на себе. Но невозможно жить в изоляции, и сейчас российские власти пытаются искать новых партнеров. Я не верю в разворот на Восток, партнерство с Китаем развивается, но это вынужденное сотрудничество. Я не вижу совпадения интересов Китая и России в перспективе, когда единственное, в чем заинтересован Китай, — усиление своей мощи. А у Европы с Россией есть много общего, и уж тем более с Францией. Знаменитая фраза Шарля де Голля, что не может быть стабильности и безопасности в Европе без России, сейчас актуальна как никогда. Не только российский, но и европейский экономический суверенитет находится под угрозой после того, как США начали экономическую войну, направленную в том числе против Европы. И американские санкции против России — это часть этой войны, они бьют не только по России, но и по европейским компаниям.
— Во Франции понимают это?
— Во Франции не только это понимают, но и открыто обсуждают, в том числе на высоком уровне. Например, покойный глава Total Кристоф де Маржери говорил об этом в окружении генералов НАТО на юбилейном форуме в Нормандии, посвященном годовщине высадки союзников. Понимают во Франции и важность экономического сотрудничества, при этом с учетом таких приоритетов, как локализация, трансфер технологий, экспорт из России. Посмотрите: деятельность французских компаний в России выгодна не только им самим, но и России. Sanofi , Renault, АвтоВАЗ экспортируют произведенную в России продукцию в третьи страны, французские ритейлеры Auchan и Decathlon развивают местное производство за счет того, что дают эффективный канал сбыта, Leroy Merlin в дополнение к этому активно содействует выходу российских производителей на международный рынок, в гипермаркеты по всему миру, проводя у потенциальных экспортеров международный внешний аудит по стандартам группы Adeo. Недавно в одном из регионов началось строительство французского завода по производству семян, то есть частично решится проблема в той отрасли, которая до этого критически зависела от импорта. А еще они платят здесь налоги, дают работу россиянам в регионах, инициируют и за свой счет ведут экологические проекты… Я убежден, что работа в России таких компаний укрепляет российскую экономику, и этому процессу надо оказывать поддержку.
— Российская власть как минимум на словах это понимает и декларирует курс на поддержку иностранных инвестиций. Почему же эта поддержка не работает в полной мере на деле?
— Проблема в том, что многие решения, которые в последнее время принимает российская власть, колеблются между традиционным силовым подходом «контролировать, фиксировать, не пускать» и подходом «пускать, но очень ограниченно и всегда в режиме исключения». Пример из опыта въезда в страну в период пандемии: есть считаные французы, которым удается въехать в страну больше чем один раз, — для них это всегда делается в режиме исключения, и мы никогда не знаем, получится еще раз или нет. Президент нашей Франкороссийской торгово-промышленной палаты Эммануэль Киде тридцать лет живет в России. Так вот, он семь часов прождал в Шереметьево, ожидая, чтобы ему разрешили пересечь границу. Это не потому, что там сидели какието злые люди, которые были враждебно настроены и не хотели его пускать. Это происходит потому, что система не налажена. Сравнивая, как работает государственная система в России и во Франции, можно увидеть, что во Франции есть множество инструментов, которые позволяют оперативно решать то, что находится в компетенции сразу нескольких ведомств без долгого процесса согласований между ними. У нас этого нет. Какое ведомство занимается в России иностранным бизнесом? С одной стороны, это МИД, потому что это иностранцы. С другой стороны, это Минпромторг, потому что это бизнес. А еще Минцифра, если мы говорим об ИT, и Минсельхоз, если речь идет об агропроме. А за оформление виз и охрану границ отвечают МВД и ФСБ. И как совместить их работу, пока бизнесмен семь часов стоит перед границей в аэропорту? И тут огромная административная махина дает сбой. Здесь возникает проблема разных интересов: все составляющие власти работают на благо страны, но каждая видит свою миссию в определенном ракурсе, и объединить эти ракурсы, увы, не получается.
— Ну хорошо, вы говорите, что российская административная система в пандемию не настроена на поддержку инвестиционного климата. Но во Франции разве к российскому бизнесу не относятся настороженно?
— Справедливости ради стоит заметить, что россияне, которые работают во Франции и имеют рабочую визу, и сейчас не ограничены в передвижениях. Соблюдая эпидемиологические протоколы, сдавая тесты, они и члены их семей могут сколько угодно улетать в Россию и возвращаться во Францию. Поэтому с административной точки зрения хотелось бы принципа взаимности. Но в целом, конечно, во Франции отношение к России неоднозначное, Россия воспринимается в разных ракурсах. С одной стороны, есть незыблемая любовь французов к русской культуре: всегда в Париже, даже сейчас, в условиях пандемии, вы найдете какое-нибудь художественное мероприятие, связанное с Россией, с участием российских художников, артистов и прочих деятелей культуры. Например, половина репертуара в Театре на Елисейских Полях состоит из Трифонова, Соколова, Нетребко. Ну а вот что касается российских предпринимателей… В свое время на одном из выступлений на крупном деловом форуме Герман Греф сорвал аплодисменты, сказав, что за границей никаких вопросов нет к российским математикам, балеринам, шахматистам, а вот когда речь заходит о бизнесменах… — и тогда зал дружно засмеялся. Стоит признать, что на образ российского предпринимателя общество проецирует образ российского политика, который во Франции остается несколько «токсичным». Это связано с такими событиями, как «дело Скрипалей», Крым, Навальный. Все эти события, которые, увы, происходят регулярно, рушат тот коэффициент доверия, который удается выстроить в промежутках. Мы во Франции показываем прекрасные результаты деятельности французских компаний в России и таким образом стараемся внести свою лепту в создание пресловутой «мягкой силы», в применении которой очень преуспела Америка и которой, к сожалению, пренебрегает российская власть. Многие чиновники предпочитают отвечать по принципу «сам такой», вместо того чтобы словами и действиями хотя бы как-то смягчить фон от таких событий, о которых мы с вами говорили, переключить внимание аудитории на позитивные события
— С этим в том числе связана не очень успешная деятельность российского бизнеса во Франции?
— Я бы не глобализировал и не делал бы такой вывод вообще: во Франции есть целый ряд очень успешно работающих российских компаний! Просто их пока не так много, чтобы это было сильно заметно. Но трудности, безусловно, есть, и пошли они опять от американцев. Эти трудности прежде всего связаны с нежеланием французских банков работать с россиянами. Французские банки, в отличие от тех же немецких или итальянских, которые более локальны, имеют международный размах деятельности. А если у вас 60 процентов бизнеса находится в подчинении американского закона, возникают риски, которых французские финансовые институты стремятся избегать. У той же российской ресторанной компании Maison Dellos, которая взялась за экспорт проекта «Кафе Пушкин» в Париж, арестовали счета, и потребовалось подключение самых влиятельных кругов, чтобы решить эту проблему. В целом многие экспортируемые во Францию товары и бренды — в выводе некоторых из них принимали участие и мы — удачно вписываются в такую добрую мифологию широкой щедрой России, в представления об экологически чистых просторах Сибири, озера Байкал, которые во Франции воспринимаются как экзотика. Именно так воспринимается продукция Natura Siberica, у которой даже каждое слово в названии попадает в точку. Помимо этого мы видим попытки различных российских промышленных групп создать во Франции совместные предприятия с компаниями, которые обладают технологиями и сотрудничество с которыми открыло бы перед российскими предприятиями новые возможности.
— Правда ли, что французские банки неохотно дают деньги своим же французским компаниям, которые работают в России? И с чем связано то, что после введения санкций ни одна французская компания не покинула Россию?
— Да, это так, французские банки не готовы кредитовать средние и малые предприятия, которые имеют интерес к России и хотят начать здесь бизнес. Это не влияет на ряд крупных французских компаний международного масштаба, которые могут за счет собственных средств финансировать свое дальней шее развитие в России, — а таких много. Как раз величина французского бизнеса в РФ является причиной того, что он остается, несмотря на санкции и примеры компаний из других стран. Если у вас есть маленький заводик, это все не очень сложно остановить, перевести в другую страну. А как вы перевезете АвтоВАЗ, всю сеть Росбанка или Leroy Мerlin? Удельный вес французских инвестиций таков, что их не так просто взять под мышку и унести. По сравнению с той же Германией: немецких предпринимателей в России больше, но сами их компании меньше. Россия стала для многих французских компаний второй после Франции по значимости бизнеса, а для некоторых даже и первой. Многие компании в России начали заниматься тем, чего раньше никогда не делали: компания Auchan, например, никогда не имела коммуникационной службы, кроме как в России, потому что только в России они поняли, что надо говорить о себе. Компания Danone стала крупнейшим покупателем молока у фермеров и продавцом традиционных российских молочных продуктов: молока, кефира, сметаны и творога, — хотя во Франции компания специализируется в основном на йогуртах. То есть Россия вносит большой вклад в движение этих огромных французских кораблей и даже влияет на их курс.
Стоит также подчеркнуть, что санкции повлияли на углубление локализации французского бизнеса в России, особенно когда речь идет о технологичных компаниях. Несмотря на такой распространенный образ француза в беретке с багетом, поющего на фоне Монпарнаса или Монмартра, Франция — это на самом деле страна, которая обладает колоссальным технологическим опытом, от высокоскоростных железных дорог до фармацевтики. И многие французские компании откликнулись на призыв усиливать локализацию в России. Одновременно стал меняться имидж: в России узнали, что помимо духов, вина и сыра Франция еще многое может предложить в сфере высоких технологий. Так что я глубоко убежден, что французский бизнес имеет в России большие перспективы. И для развития делового сотрудничества нам очень важно устанавливать между нашими странами как можно больше разнообразных мостиков: технологических, культурных, предпринимательских. Потому что, если один рухнет, сохранение движения обеспечат другие. И главное, такая работа помогает устанавливать человеческие отношения. Бизнес — это в первую очередь люди и во вторую очередь тоже люди, и только потом всё остальное.
Фото: Олег Яковлев
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl