«Цвет войны — противный желто-коричневый». Петербургский художник Александр Траугот вспоминает дни блокады
Александр Траугот — выдающийся петербургский художник, наследник династии живописцев «Г. А. В. Траугот», фарфорист и иллюстратор книг Андерсена, Набокова, Булгакова и Пушкина. Он встретил войну 10-летним ребенком и всю блокаду жил вместе с мамой в Ленинграде. В интервью «Снобу» Траугот рассказал о роли художников во время войны, привычной картине того времени и исключении из школы из-за «черной меланхолии»
Как вы вспоминаете первые дни войны?
За два дня до начала войны мне исполнилось 10 лет. И этот день рождения очень хорошо праздновался: было много детей, было весело. А 23 июня исполнилось пять лет брату — и уже в гостях никого. Уже была война и другая жизнь. Были колонны военные. Меня отвезли к тете в Царское село, и там по дорогам шли танки. Я запомнил танкиста, который высовывался из башни и плакал. Не знаю о чем, но это был не единственный случай, когда я видел плачущих мужчин.
Чем в эти годы занимался ваш отец, Георгий Николаевич, выпускник Академии художеств и ученик Петрова-Водкина?
Как только началась война, был организован отдел маскировки ВВС. Художников мобилизовали. И когда отец оказался в деревне Сольцы на аэродроме, то был поражен. Самолетные ангары, бомбосклады были ярко-белыми и покрыты красной черепицей. Отцу выдали ведра с краской и приставили красноармейцев. Они должны были эти прекрасные черепицы превращать в какие-то лесные пейзажи.
Все-таки художники сделали много. Построили фальшивый аэродром в лесу, который не сразу распознали немцы. Но враг продвигался очень быстро, и уже в декабре это управление по маскировке аэродромов было ликвидировано, потому что нечего было маскировать.
Еще художники все время писали огромные картины, панно. Они были развешаны на улице. Но, к сожалению, никто их не попытался сохранить.
Что вам особенно запомнилось в Ленинграде того периода?
После эвакуации это был очень пустой город и невероятно чистый. Всюду на улицах были установлены громкоговорители. И во время воздушной тревоги они передавали звук метронома. А когда тревоги не было, очень громко играла классическая музыка. И вот на этих пустынных улицах оркестр, симфонии Чайковского, Бетховена. И бумажный пепел повсюду — это, готовясь к сдаче города, жгли архивы.
