От Первой Логистической войны до «цепочек» XXI века
Войне 1853—1856 годов, называемой Восточной, Турецкой, Крымской, я предложил название, вынесенное в заглавие этого очерка, и в сериях статей и документальных фильмов веду обоснование этого вплоть до популярных ныне «логистических цепочек».
700 лет до Жомини
Роль путей сообщения в истории страны требует существенной дооценки. Ключевский в «Курсе русской истории» с удивлением констатировал: «Незаметно хозяйственного различия по почвенным и ботаническим полосам». (То есть от широты южнее Киева и до районов севернее Новгорода, на совершенно разных почвах, в окружении разной фауны, флоры наши предки вели почти идентичные хозяйства). Зато, итожит Ключевский, «речная сеть оказала более раннее и сильное действие на разделение труда».
Транспорт России как самостоятельная отрасль ведет отсчет от Манифеста 1809 года Александра I: «Распространение земледелия и промышленности, возрастающее население… превосходят уже меру прежних путей сообщения». Было образовано Управление водными и сухопутными путями сообщения, включавшее гражданское Главное управление и военный Корпус инженеров.
Накануне железнодорожной эры в России было более 3200 почтовых станций, 38 000 лошадей. Гужевые перевозки: летом занято 800 000 человек, зимой 300 000. К российским путейцам можно приписать бурлаков. 100 000 человек проводили 6000 барж, 5000 плотов по Тихвинскому пути (924 км) от Петербурга до Рыбинска («Бурлацкая столица»), по Мариинской (1143 км) и Вышневолоцкой (1440 км) системам, по Волге, Тверце, Волхову, Ладоге, Неве.
«Пароход Черепановых» справедливо числят вторым после паровоза Стефенсона. «Горный журнал» (1835): «Пароход ходит в обе стороны по нарочно приготовленным на длине 400 сажен чугунным колесопроводам, возит более 200 пудов тяжести со скоростью до 15 верст в час». Но характер крепостной промышленности сказался: вместо «парохода» на рельсы встали вагонетки, движимые лошадьми. Так что в мировом списке рекордов за Черепановыми не только второй после Стефенсона, но, увы, и первый в истории паровоз, уступивший дорогу конке.
Раскисавшие в три сезона из четырех сухопутные дороги – фактор обороны, их качество не заботило российские правительства в период нашествий. Эта связь видна в траекториях Сибирского тракта. До «замирения народов » путь шел через Пермь, «златокипящую Мангазею» (близ Салехарда прижимаясь к Ледовитому океану), Тару, Якутск, Охотск. К началу XIX века проблемы безопасности были решены, и Сибирский тракт стал идти гораздо южнее: Тюмень, Ялуторовск, Ишим, Томск, Красноярск, Иркутск.
Десятилетиями в России шли споры о необходимости железных дорог. На Николая I в Англии 1844 года произвел большое впечатление паровоз Стефенсона. Но российские противники железных дорог, владельцы гужевого, водного транспорта собрали контрдоводы: загрязнение воздуха, дороговизна работ, опасность пожаров от искр. Пугали: колею занесет снег, из-за чего первую железную дорогу Петербург – Царское Село (ее прозвали «придворной каруселью») сделали на излишне высокой земляной насыпи.
В дни вторжения Наполеона наши дороги сослужили древнюю, привычную службу. Помню удивление издателей моей «Истории российской цивилизации»: к карте войны 1812 года я добавил карты разгромов Пруссии 1806 года, Австрии 1809‑го… «Дистанции огромного размера», как сказано у Грибоедова. Там корпуса наполеоновских маршалов наступают широким фронтом, разрезая, охватывая, громя части противника. В России от Смоленска до Москвы (и обратно) – тянутся в одну ниточку, «гуськом ». Наполеон на вопрос о столь не-обычном (и пагубном для него) движении отвечал: «Я не отважился пустить корпуса по разным направлениям, так как ничто не доказывало существования удобопроходимых дорог»…
Однако российское общество посчитало: эта «служба» дорог/бездорожья в 1812 году послужила стране в последний раз. Всеобщее отношение к состоянию российских дорог стало сугубо критическим. Тогда и родилась фраза знаменитая, хотя спорного1 авторства: «В России две беды: дураки и дороги».
1 Периодически приписывалась Карамзину, Пушкину, Гоголю.
Логистика начинается
А ведь именно та война, кроме взятия Парижа, передала России генерала Антуана-Анри Жомини (на русской службе Генрих Вениаминович Жомини – Прим. ред.) – теоретика и практика, создателя современной военной логистики. Швейцарец, взлетевший на французской службе, высоко ценимый Наполеоном2 и потому притесняемый его начштаба Бертье, в 1813 году перешел на русскую службу. Сопровождал Александра I на Венском конгрессе, создавал в Петербурге Академию Генштаба, преподавал стратегию цесаревичу Александру.
2 Спасение остатков «Великой армии» у Березины называют заслугой Жомини.
Жомини показал роль снабжения в наполеоновских войнах, работу офицеров генштаба Франции (maréchal de logis). Французское logis (организация маршей) из его книг вошло в мировой оборот. Так что теорией логистики Россия была обеспечена. Даже слишком. Знаменитый герой 1812 года, поэт, генерал Денис Давыдов высмеивал новое поколение штабистов:
«Говорят умней они… Но что слышим от любова? Жомини да Жомини! А об водке – ни полслова!»3
3 Этот фрагмент часто цитировали. Интересно сопоставить: именно наполеоновская логистика, за которую отвечал Жомини, была главной целью ударов партизан, в том числе Давыдова.
Но практика логистики… Именно она предопределила исход Крымской войны, – факт, заслоняемый набором поверхностных штампов.
«Отсталость вооружения»? Да, по вооружению, тактике русская армия осталась копией, можно сказать, «фотографией» той, взявшей Париж. Франция и Англия, в 1814 году равные нам по вооружению, за сорок лет совершили скачок: нарезные ружья и артиллерия, паровой флот. Но даже те новации еще не гарантировали поражения, будь у нас железные дороги. Миллионную армию приходилось держать разбросанной по побережьям Балтийского и Черного морей, по границам с Австрией и Пруссией. Даже когда выяснялось, что где-то угроза десанта миновала (или где-то возникла большая), войска переходили по 5–8 месяцев, редея от болезней, с боезапасом – тем, что на себе.
Первый, маневренный период в Крыму: проиграно три сражения, одно все же выиграно – при Балаклаве. За скорострельные нарезные ружья, пушки противника расплачивались по повышенному коэффициенту потерь, но то еще была война, похожая на предыдущие, с какими-то шансами у нас. А затем артиллерийские дуэли в Севастополе превратились просто в соревнование по подвозу снарядов, замене выбывших орудий, расчетов.