Феникс
Грохот не стихал ни на минуту. Он слышал его днем, в какой бы глухой угол ни забирался, слышал, смеживая веки и погружаясь в сон, а когда просыпался – это было первое, что встречало его утром. Ночи тоже были наполнены грохотом. Буквально все было пронизано им, он давно стал неотъемлемой частью этого мира – и его жизни, – привычным звуковым фоном, как для ушедших в прошлое, во тьму веков, прежних поколений – шум ветра или пение птиц. Разница была лишь в том, что происхождение его было искусственным. И он был хоть и постоянным, но все же проходящим явлением. Когда-нибудь, в ближайшем будущем, он должен был стихнуть. Навсегда. Когда это произойдет, наступившая тишина ознаменует начало новой эры в истории Земли – эры запустения. В этот день падет последняя человеческая постройка, и город перестанет существовать окончательно, поглощенный ненасытной и неутомимой механической ордой роботов-демонтажников. После этого на Земле, той самой древней планете, вернее – ее естественной поверхности, с которой все и началось, можно будет поставить точку. Здесь останется только небо с редкими облаками и пылающими на нем квадратными солнцами солнечных колодцев, да мертвая серая пустыня перемолотого в труху бетона. Да еще кучка цепляющихся за это брошенное место чудаков.
Рабочий цикл демонтажников походил на морской прибой. И начинался всегда сверху, с самых верхних уровней. Снеся их, роботы уходили вниз, «сгрызая» уровень за уровнем, покуда не достигали самого дна. После чего опять поднимались наверх, продвигались вперед на полквартала или квартал, и вновь принимались за работу. По их рабочему ритму можно было сверять часы. Иногда грохот становился особенно сильным. Это означало, что работы ведутся совсем рядом и нужно снова уходить. Тогда он собирал свой нехитрый скарб, увязывая его в объемистый заплечный мешок, и продвигался по городской застройке кварталов на десять, а то и на пятнадцать, покуда не натыкался на очередной центр производства пищи, продовольственный склад или гидропонную установку, все еще действующую благодаря автоматике. Здесь он занимал одну из тысяч брошенных жилых ячеек, и жил в ней до тех пор, пока приглушенный расстоянием грохот не начинал снова сотрясать стены. Затем все повторялось. И так добрых семь или восемь лет. А может, и все десять?
Ким на минуту перестал жевать, вспоминая тот день, когда начавшийся демонтаж города впервые заставил его покинуть насиженное место. Он прекрасно помнил его: 23 августа, ровно через неделю после собственного дня рождения. Переломный день в его жизни. И первый день Большого Грохота. А вот все последующие дни и месяцы слились в нескончаемую череду перекочевок и блужданий по опустевшим жилым массивам. Да, с той поры прошло лет семь, это точно. Он совсем уже сбился со счета.
Покачав головой, Ким снова принялся за завтрак, попутно прислушиваясь к тому, что творится за стенами ячейки.
Сегодня грохот слышался чуть слабее, нежели вчера, стало быть, демонтажники углубились в нижние уровни. Еще немного, и они начнут новый цикл. Скоро снова нужно будет сниматься с места. У него есть еще дня два или три, чтобы закончить с последними кварталами, собрать вещи и пуститься в путь. Три дня – целых полнедели. Уйма времени.
Ким дожевал кусок, запил его глотком воды и поднялся. Открыв дверь ячейки, он вышел в коридор и сразу же плотно прикрыл ее снова, чтобы внутрь не проникла висящая в воздухе вездесущая бетонная пыль. Тончайшим слоем этой пыли было покрыто все вокруг, отчего яркая пестрая отделка стен и потолков приобретала унылый серый цвет. На полу виднелись следы ботинок – его ботинок. Других следов он не заметил. Его собратья по кочевой жизни в этот уголок так ни разу и не заглянули.
Коридор вывел его к посадочной площадке механического тротуара, имеющей сразу несколько уровней. Тротуарные тоннели расходились от нее во все стороны, но в этот раз Ким выбрал тот, который вел в ту сторону, откуда доносился грохот. Стальные ленты тротуаров давным-давно не двигались, отключенные от систем энергопитания еще в те времена, когда в Кокон перебралась большая часть обитателей города, однако Кима это нисколько не беспокоило. Он привык ходить пешком. Кроме своих двоих, иного транспорта у него никогда не было, хотя один раз ему посчастливилось найти настоящий раритет – древнее средство передвижения, приводимое в движение посредством ног. У него было всего два колеса, никакой системы стабилизации, и совершенно непонятно было, как на такой штуке можно ездить. Однако для перевозки багажа оно вполне годилось. Диковинный аппарат пробыл у него целый год, пока в заднем колесе что-то не сломалось и его не заклинило. Хитрый механизм пришлось бросить, о чем Ким сожалел до сих пор. Однако все, что ему хотелось бы сохранить, унести с собой было просто невозможно. Поэтому он брал только что-то небольшое и самое ценное. Например, печатные книги.
В этом районе поживиться было особо нечем. Ким нашел тут несколько безделиц, оставленных уехавшими жильцами, по большей степени настолько ветхих, что те буквально рассыпались в руках. Оставалось осмотреть еще пару кварталов, хотя шансы найти там что-то стоящее были мизерными.
С тротуара он свернул на вьющуюся вокруг лифтовой шахты лестницу, а с той выбрался прямиком на одну из немногочисленных дорог. Такую же пустую, как и все другие, которые встречались ему на пути. За все время блужданий по городу Ким не нашел на них и в стояночных боксах ни одной пригодной для езды машины. Все, что могло передвигаться, перебралось туда же, куда и их владельцы – в Кокон. Теперь вся эта гудящая и смердящая орда колесила где-то над его головой, неся своих хозяев по небесным автострадам.
Очутившись на дороге, Ким выбрал то же направление – к грохоту. Вообще-то ему нужно было совсем в другую сторону, но сначала он хотел посмотреть на то, что сделали демонтажники за ночь и, как он называл это, «глотнуть солнца», прежде чем лезть в лабиринт оставшихся двух кварталов.
Тоннель, по которому шла дорога, гудел от нескончаемого стального клекота отбойных молотков, рева мощной техники и шума рушащихся стен. Порожденное грохотом эхо металось по пустой бетонной трубе, стонало в пластиковой обшивке и дребезжало в тысячах плохо закрепленных предметов. С каждым пройденным шагом оно становилось сильнее, покуда не превратилось в жуткую, болезненную какофонию, от которой закладывало уши. Пыль здесь висела сплошной серой пеленой, но не настолько плотной, чтобы возникла необходимость надевать маску. В любом случае, край дороги он увидел на довольно значительном расстоянии. Большая часть построек верхнего уровня в том месте была уже снесена, и в прорехи заглядывало мутное голубое небо и разбавленные пылью яркие солнечные лучи. Остаток пути он проделал, воткнув в уши самодельные беруши – грохот тут стоял просто кошмарный.
Дойдя до края дороги, Ким, первым делом, заглянул вниз.
Поначалу он не увидел там ничего, кроме плотных облаков бетонной пыли, в которых лишь изредка можно было различить какое-то движение. Грохот шел откуда-то из их глубины; казалось, там кипит яростная битва. В некотором роде, так оно и было. Затем ветер немного изменил направление, и плотная серая пелена начала отползать. Через минуту стало видно, что там происходит.
Каждый новый цикл срезал от городских застроек целый «пласт», после которого оставался испещренный пустотами помещений и переходов крутой, уходящий на многие сотни метров вниз, склон. Сейчас металлические «муравьи» трудились в самом его низу, сгрызая прочнейший бетон, который немедленно перегружался на конвейерные ленты и выбрасывался далеко назад. Там тоже столбами стояла пыль, сквозь которую можно было видеть огромные кучи отвалов – пустая «порода», отходы «производства», ни на что уже не годный мусор. Освобожденные от бетона стальные жилы арматуры срезались и уносились в сторону, где виднелись неказистые, угловатые корпуса грузовых платформ. Туда же стаскивалось и то, что наполняло покинутое людьми пространство: пластиковую обшивку, кабели, трубопроводы, разобранные ленты тротуаров, сегменты магнитных дорог, мебель, иные предметы обихода, словом все, что можно было пустить на переработку. Пока Ким наблюдал за роботами, одна из платформ взлетела, поднимая к затянутым пылевой кисеей небесам очередную партию «сырья». Кокон все еще достраивался и обустраивался, и для окончательного завершения его требовалось огромное количество всякой всячины. Начав свое существование как рой суборбитальных поселений, он в конечном итоге превратился в сплошной массив, окутывающий всю Землю, отчего и получил свое название. Причина возведения такой титанической конструкции была проста и прозаична – проблема перенаселения, которую так и не смогли решить, особенно после того, как провалился проект колонизации других планет Солнечной системы. Призванный спасти изнывающее от тесноты человечество, он в какой-то момент превратился в предмет вожделения, в пьянящую мечту, в этакие эмпиреи, где хотели жить все без исключения, и едва появилась возможность перебраться туда, люди рванули вверх, спеша занять громадное жизненное пространство Кокона, не оглядываясь на брошенный город, словно, как в известной истории, боялись превратиться в соляной столб. И Земля опустела. За какие-то полвека в Кокон переселились почти все, обживая теперь свой новый заоблачный дом. Первоначально все требуемое для этого привозили с Луны и других планет, а когда на Земле стало совсем пусто, кто-то сообразил, что огромное количество столь необходимых материалов попросту лежат под ногами. И никому уже не нужный город начали сносить.