Империя и летаргия
Памяти Андрея Филиппова
В Москве на 64-м году жизни скончался художник Андрей Филиппов, близкий к кругу младшего поколения московских концептуалистов и в силу дружеских связей, и по эстетике, но в то же время довольно далекий от него по мировоззрению и философии.
Если выпало в империи родиться — он родился на самом краю империи, в глухой провинции, у моря, в Петропавловске-Камчатском, и ему еще в детстве пришлось пересечь всю ее, с востока на запад, по самой длинной оси, чтобы добраться до Москвы, где он будет учиться на художника. Столетием ранее такой же путь — дистанция была существенно меньше, но и средства передвижения были помедленнее — пришлось преодолеть другому юноше, решившему учиться в столице на художника: в отечественном искусствознании сложился целый миф об этой дороге из Красноярска в Петербург, из XVII века в XIX, превращающей пространство во время дороге, которая и сделала Василия Сурикова главным мастером русской исторической живописи. Андрей Филиппов тоже стал мастером исторического жанра, хотя в современном искусстве вроде бы никаких жанров и иерархий жанров нет в помине. К тому же учился он на постановочном факультете Школы-студии МХАТ — считается, что отношения театрального художника с историей выстраиваются нехитрым образом: костюм, реквизит, не спутал фижмы с кринолином — и слава богу.
Школа театрального художника — умение работать с пространством, учитывая позицию актера и зрителя в этом пространстве,— проявилась в самой знаменитой инсталляции Филиппова «Тайная вечеря» (1989), впервые показанной на выставке Виктора Мизиано «Mosca — Terza Roma» в Риме (сделавшись своего рода символом перестроечного искусства, «Тайная вечеря» впоследствии успешно гастролировала по всему миру и упокоилась в коллекции Центра Помпиду). Стол, накрытый кумачовой скатертью, был сервирован на 13 персон, вместо приборов у белых тарелок лежали настоящие серпы и молоты, над сценой висел кумачовый транспарант «Риму — Рим!», инверсия затертого советского лозунга «Миру — мир!», в которой одновременно остроумно обыгрывалась геополитическая концепция старца Филофея, вынесенная в название римской выставки. Тогда «Тайную вечерю» восприняли в контексте позднеперестроечного соц-арта, изрядно упростившего соц-артистскую концепцию Комара и Меламида, чтобы весело сплясать на похоронах СССР, жонглируя советскими символами: дескать, Советы кормят людей идеологией. Однако в работах Филиппова всегда остается зазор между видимой простотой и невидимой сложностью, а лозунг «Риму — Рим!» появился в его искусстве гораздо раньше, когда ничто еще не предвещало перестройки.
В Третьем Риме времен глухого застоя Филиппову повезло: в Школе-студии МХАТ он учился вместе с Константином Звездочетовым и братьями Сергеем и Владимиром Мироненко. Филиппов не вошел вместе с ними в число «Мухоморов», но втянулся в близкое по духу «мухоморам» движение APTART, сдружившись с Никитой Алексеевым, потом жил в сквоте на Фурманном и был среди учредителей «Клуба авангардистов» (КЛАВА) — словом, стал частью той пестрой молодежной компании, что смеялась и над пафосом стагнирующего официоза, и над серьезностью старшего поколения нонконформизма. Они умели дружить, превращая дружбу в художественный процесс, и в этом тоже сказывалась театральная, ориентированная на сугубо коллективное творческое производство школа главных зачинщиков непрекращающегося арт-хулиганства — филипповских вещей аптартовско-сквоттерских лет сохранилось куда меньше, чем документации идущих одна за другой выставок, вначале нелегальных,