Запах большого города
Во все времена жители больших городов страдали от организации коммунальных систем. В Лондоне XIX века непродуманное устройство канализации вызвало настоящую катастрофу общегородского масштаба
Если бы современный человек оказался посреди Лондона в 50-е годы XIX века, в славную Викторианскую эпоху – время чопорных леди и джентльменов, изысканных манер и имперского блеска, – его первым впечатлением стал бы отвратительный запах. Чем ближе к Темзе, главной реке столицы, тем сильнее ощущалась вонь нечистот. Члены британского парламента, заседавшие в Вестминстерском дворце с видом на реку, еле выдерживали совещания. Знойным летом 1858 года соседство с Темзой стало совершенно невыносимым. Парламентарии просто не могли находиться в помещениях, даже с прижатыми к носам надушенными носовыми платками. Королева Виктория и ее супруг, принц Альберт, выехали было на прогулку по реке, но через несколько минут попросились обратно на берег, не выдержав запаха. Пресса прозвала эту урбанистическую катастрофу Великим зловонием.
По старинке
К началу XIX века Лондон – один из самых крупных и густонаселенных городов мира. В 1801 году в нем проживало свыше миллиона человек, а к середине столетия это число увеличилось более чем в два раза. Соответственно увеличивался и объем отходов, которые жители столицы ежедневно сливали на улицы и в сточные ямы. Из-за антисанитарии и скученности свирепствовали болезни, особенно страдали от этого бедные кварталы. В 1830 году в британской столице только каждый второй ребенок доживал до пяти лет, и это еще до первой масштабной лондонской эпидемии холеры, случившейся в 1832-м. Новая для Европы начала XIX века болезнь, завезенная из Индии, стала страшным бедствием. Холера охватывала целые районы, в каждую из эпидемий от нее мучительно умирали тысячи лондонцев. Никто тогда не знал, отчего эта болезнь возникает и как передается. Люди, не чуждые науке, искали объяснение исходя из древнегреческой теории миазмов. Согласно ей причина многих болезней – воздух, зараженный ядовитыми частицами. Многие районы Лондона действительно так «благоухали» экскрементами и гнилью, что назвать здоровым воздух было никак нельзя. На самом деле вонь сигнализировала о настоящем источнике опасности – зараженной воде, которую пили жители города.
Изначально отходы жизнедеятельности в домохозяйствах Лондона хранились в выгребных ямах, которые служили и туалетами (в 1810 году таковых было примерно 200 000). Специальные «ночные люди» в темное время суток вычерпывали содержимое этих ям и отвозили в сельскую местность, где нечистоты использовались как удобрение. Однако по мере роста города доставлять отходы во все более отдаленные предместья стало дольше и накладнее. Оплачивать очистку ям, пока их содержимое не перелилось через край, жителям не всегда было по карману. Зловонная жижа затапливала подвалы, просачивалась в почву и отравляла воду. Ближе к середине столетия ситуация ухудшалась с каждым годом, антисанитария беспокоила общественных активистов и простых горожан.
Сточная канава
В то же время в Лондоне с 1830-х годов росла популярность туалетов со смывом, ватерклозетов. Первый такой туалет в Европе изобрел около 1596 года аристократ Джон Харингтон, крестник королевы Елизаветы I и далекий предок известного ныне актера Кита Харингтона. Однако новшество стало приживаться в быту только с конца XVIII столетия, после усовершенствования конструкции. Его использование требовало нового подхода: с такими туалетами выгребные ямы переполняло еще и большое количество воды. Если раньше сливать нечистоты из домовладений в общегородскую канализацию запрещалось, то с 1840-х годов власти начали разрешать это и даже предписывать. Выгребные ямы понемногу ликвидировались, зато огромное количество фекалий хлынуло по подземным трубам в Темзу, главную реку города. Так, частично избавив жилые кварталы от неприятных запахов, лондонские власти, по сути, создали очаг бедствия в другом месте. Темза, и без того загрязненная, стремительно превращалась в гигантскую сточную канаву и, разумеется, в рассадник инфекций в масштабе всей столицы. «Дважды в день, – пишет научный журналист Соня Шах, – когда на Северном море начинался прилив и нижнее течение Темзы поворачивало вспять, пятно сливаемых в реку нечистот смещалось на 55 миль выше по течению – прямо к водозаборным трубам компаний, снабжающих горожан питьевой водой».