TatlerСтиль жизни

Меж­ду нами

Рож­ки да ножки

Исто­рия про бред рев­но­сти ад­во­ка­та Доб­ро­вин­ско­го — мужа жад­но­го, но справедливого.

Алек­сандр Добровинский

Адво­кат, гро­за од­них, спа­си­тель дру­гих, кол­лек­ци­о­нер, гур­ман, дам­ский угод­ник. А с на­шей лег­кой руки еще и писатель.

Род­ное ли­чи­ко было слег­ка на­ду­то. Кекс на та­рел­ке оста­вал­ся не­тро­ну­тым, как мозг блон­дин­ки при вы­нуж­ден­ном по­се­ще­нии кон­цер­та клас­си­че­ской му­зы­ки с по­тен­ци­аль­ным же­ни­хом. Обыч­но я не при­стаю к лю­дям с во­про­са­ми, ко­гда те в пло­хом на­стро­е­нии, тем бо­лее к до­че­рям. Одна из них быст­ро пи­са­ла в те­ле­фо­не под взгля­дом сест­ры, си­лив­шей­ся что-то спросить.

В ти­ши­не го­сти­ной были слыш­ны лишь вздо­хи Джес­си­ки. Йорк­ши­ри­ха явно чув­ство­ва­ла не­кий на­пря­жо­метр в воздухе.
— Послу­шай, папа зна­ет все. Давай спро­сим, пока мамы нет дома.

Мы с Джес­си­кой на­вост­ри­ли уши и слег­ка насторожились.
— Папа! Пап, ты ревнивый?

«Фига себе… — про­нес­лось в го­ло­ве. — Это еще что за по­во­рот со­бы­тий на ночь гля­дя?» На вся­кий слу­чай надо было сроч­но вклю­чать ад­во­кат­ские финты:
— Вы что-то зна­е­те о на­шей маме такого?
— Папа! Как ты мо­жешь?.. Нет, ко­неч­но, про­сто ска­жи: ты рев­но­вал ко­гда-ни­будь свою жену? Нам прав­да это нуж­но знать… Ну по­жа­луй­ста, ну папа!

Вооб­ще-то я со­всем не рев­ни­вый. Меня пы­та­лись мно­го раз раз­ве­сти на рев­ность. Без осо­бо­го успе­ха. Одна дама при­сы­ла­ла себе цве­ты, и в тот мо­мент, ко­гда я был у нее дома, как раз при­ез­жал ку­рьер. Дру­гая (или эта же, уже не пом­ню) бра­ла у по­дру­ги коль­цо, по­ка­зы­ва­ла мне тро­фей и со сло­ва­ми «Ни он, ни его коль­цо мне не нуж­ны, но ви­дишь, как меня лю­бят муж­чи­ны» де­мон­стри­ро­ва­ла мне за ужи­ном урок ак­тер­ско­го ма­стер­ства Шко­лы-сту­дии МХАТ. Я обыч­но на эту ерун­ду не ре­а­ги­ро­вал. То ли от­то­го, что я о себе боль­шо­го мне­ния (есть гре­шок), то ли еще от­че­го, но рев­ность — не очень мое.

Но вот од­на­жды, мно­го лет назад…

В то утро, день и ве­чер мне мо­ро­чи­ли го­ло­ву все, вклю­чая лю­би­мую со­ба­ку и обе­их ас­си­стен­ток. Это была теп­лая пят­ни­ца, и всем хо­те­лось уйти до­мой рань­ше обыч­но­го. Не до­ждав­шись сво­е­го «дву­гла­во­го орла» (папу и мужа), се­мья сва­ли­ла на дачу в гольф-клуб до на­ча­ла мос­ков­ских бес­ко­неч­ных ча­сов пик — кон­ца не­де­ли. Моя же по­след­няя ра­бо­чая встре­ча за­вер­ши­лась око­ло де­вя­ти трид­ца­ти го­лов­ной бо­лью и по­ни­ма­ни­ем того, что ве­чер при­дет­ся без­дар­но про­ве­сти в Москве в ожи­да­нии кон­ца про­бок. Общее офис­ное ны­тье по по­во­ду того, что уже очень позд­но, было пре­кра­ще­но од­ним взгля­дом и кра­ем улыб­ки бос­са. Тут же все бла­го­по­луч­но раз­бе­жа­лись тра­тить зар­пла­ты и го­но­ра­ры ухо­дя­ще­го в ис­то­рию месяца.

Неожи­дан­но по­зво­нил при­я­тель, вы­яс­нил, что меня все бро­си­ли, и тут же пред­ло­жил по­ужи­нать в ком­па­нии пре­лест­ных нимф, за ко­то­ры­ми он неж­но уха­жи­вал вот уже вто­рую не­де­лю или вто­рой час, — я так и не по­нял. Уха­жи­ва­ния и ужин про­из­рас­та­ли в су­ма­сшед­ше мод­ном в ту пору ре­сто­ра­не «Марио» не­да­ле­ко от зоо­пар­ка. Ком­па­ния тре­бо­ва­ла меня на чет­вер­тый стул бли­же к де­сер­ту и, оче­вид­но, сче­ту. Пони­мая, что я безум­но устал и вы­дер­жать еще и по­езд­ку на дачу бу­дет слож­но, я по­зво­нил лю­би­мой, ска­зал, что, на­вер­ное, за­но­чую в Москве и по­яв­люсь зав­тра рано или не рано утром.

«Мари­оз­ные» кли­ен­ты гу­ля­ли и ба­ла­гу­ри­ли, как мо­ря­ки в Мар­се­ле два­дца­тых го­дов. В дыму вы­ри­со­вы­вал­ся си­лу­эт носа мо­е­го при­я­те­ля. Я по­зна­ко­мил­ся с его укра­ин­ски­ми ним­фа­ми. Они по­на­ча­лу вы­гля­де­ли как мос­ков­ские… но при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­за­лись все-таки нор­маль­ны­ми про­сти­тут­ка­ми. Меня пы­та­лись по­кор­мить с ло­жеч­ки со­скаль­зы­ва­ю­щи­ми спа­гет­ти и од­но­вре­мен­но со­блаз­ня­ли глу­бо­ким, как до­нец­кая шах­та, де­коль­те. Я брезг­ли­во от­ка­зал­ся от шам­пан­ско­го и по­про­сил офи­ци­ан­та в честь на­сту­пив­ших вы­ход­ных при­не­сти мне чего-ни­будь креп­ко­го — на­при­мер, креп­ко­го чая.