Дом
Другие берега
Татьяна Рогаченко теперь делит свою жизнь между променадами Женевского озера и набережной Тараса Шевченко. «Татлер» заглянул в ее московскую квартиру: пересчитать новое столовое серебро и бывших мужей.
«Она мне велела не обращать на лужу внимания — это домовой развлекается, она его заберет. Когда сербская гадалка отсюда съехала, соседи просто перекрестились — к ней на лестнице днем и ночью стояла очередь. Я потом дважды звала священника все освящать», — объясняет мне Таня. Понимаю, неприятность — домовой позволил себе напустить лужу под обеденным столом в сталинском доме прямо у Бородинского моста. Новая хозяйка не побоялась позвонить старой и строгим голосом попросить забрать безобразника.
У владелицы московских салонов красоты Jean Louis David что ни квартира, то история. Рогаченко держит осанку в винтажном, пятидесятых годов, розовом плюшевом кресле и рассказывает о домовом как о само собой разумеющемся. А я, утонувшая с выданными мне красными тапочками Hermès в ее белом диване, немножко нервничаю. Диваны из Conran Shop — единственные тут старожилы: они в Таниной гостиной уже восемнадцать лет. Квартира долго стояла необитаемой, в нее разве что пускали переночевать французских друзей вроде гастролирующего короля перманентного макияжа Фабриса Кондеми. Год назад вокруг диванов бушевала стихия ремонта. А они все такие же белые. Вдруг на них сербское заклятие? Вдруг оно заразное?
Нет, у Рогаченко все стерильно. Даже молочного цвета ковры — как будто мы в Женеве, где у нее тоже имеется белоснежная жилплощадь.
Гадалку звали Лена Василевская, в конце девяностых она было о‑го‑го! Но Татьяна, мастерами эзотерических видов спорта в общем‑то интересующаяся, про такую не знала. Квартиру нашла через «Из рук в руки» и совершенно была загипнотизирована адресом. Гипноз не прошел до сих пор: «Это место — это place to be! Особенно сейчас, когда рядом привели в порядок Нескучный сад. Но и тогда тоже. Мне было двадцать шесть, мало было в Москве девушек, которые сами покупали квартиры. А я занималась медицинским оборудованием и могла себе позволить. Сначала мне тут ужасно не понравилось. Все, включая потолки, было оклеено обоями зелено-коричневого цвета. К тому же комнаты были проходными, а мне требовалась детская — я ждала ребенка. Сказала «спасибо-спасибо», ушла, но квартира стала мне по ночам сниться. Через пару недель я приехала во второй раз. Поняла, что обойный ужас можно отодрать. И мне вдруг стало тут комфортно».
Шелковое платье, Dries Van Noten; туфли из лакированной кожи, Christian Louboutin; серьги из металла с искусственным жемчугом и металлический браслет, все Chanel Vintage.
Татьяна квартиру купила. Магия продолжалась. Вечером после сделки ей позвонил риелтор и спросил: «Извините, а вы беременны?» При том что срок — месяца два и в курсе был только муж, самый модный в Москве начала двухтысячных парикмахер Жан-Ноэль Лемон, и мама, Валентина Петровна. А он продолжал: «Продавец просила передать, что у вас будет мальчик». Мальчику Саше уже семнадцать. Его брату Алеше — двенадцать, он сын второго мужа Татьяны Малика Юю (ее уход к Малику, совладельцу Hermitage, мощнейшего тогда дистрибьютора всяческого люкса, от косметики до Van Cleef & Arpels, был самой красивой московской сплетней 2000 года). Оба учатся в Женеве, в L’École Internationale, но в Москве у них тоже есть своя комната.
В светское гнездо, куда на повара из «Дукале» или пасту с трюфелями от хозяйки собиралась вся без исключений Москва — от Спиваковых до Малаховых, — Татьяна обратила другую квартиру, в Романовом переулке. Сто метров на «Киевской» работали гардеробной, в которую на лето уезжали зимние вещи.