Ностальгия по Мадонне
Отправляемся тосканским маршрутом Андрея Тарковского и Тонино Гуэрры в поисках ускользающей красоты, в поисках Мадонны дель Парто Пьеро делла Франческа.
Лететь в Тоскану весной нужно прежде всего за глотком воздуха. Без стертых метафор, буквально. Ощущение абсолютного мгновенного перерождения, преображения: только выйдешь на трап, как волна тепла сбивает с ног, и дышишь, дышишь!
Нижняя нота — ковер из трав, как же вокруг все зелено! Средняя нота — ветер моря. Едва уловимая, всепроницающая вода: углубляясь в материк, соленый бриз превращается в туман, обнимает холмы и низины, насыщая воздух вкусом, поддерживая над этой землей задремавшую вечность. Верхняя нота — звенящая и летучая, прекрасная нота цветения. Глицинии, магнолии, розы — строгий бежево-черепичный силуэт тосканских городов и деревушек утопает в лилово-розовом, так что камень и цвет сменяют друг друга в бесконечном рондо, и хочется идти по нему вечно, до темноты, до слез.
В Уффици
Вот прозрачное небо в алмазном свете, что я видела утром. А вот предзакатная синева на платье Мадонны. А здесь зелень леса — изумрудная — в рукаве. И все те же ковры цветов, по которым ступают грации, замершие в созерцании. И всё — цветение, и всё — любовь.
Мой взгляд упал в этот раз на Урбинский диптих Пьеро делла Франческа — образ, растиражированный и знакомый с детства. В жизни он совсем другой. Два профиля античных медальонов совершенны и царст венны. Застывший меж ними взгляд бездонен, немногословен. Поразительное единство вселенной, сотворенной на наших глазах, держится силой взгляда и силой любви.
К Пьеро
Безумие, что движет солнце и светила: и вот раннее утро, пустой лениво покачивающийся поезд ползет сквозь туманы долин к Ареццо. Я еду туда увидеть Легенду о Животворящем Кресте — цикл фресо к, к оторы ми украшена главная капелла базилик и Сан-Франческо.
Мой взгляд — это прорубь, куда падают репродукции и предвкушения. Человечество шести утра вокруг меня апокалиптично: с безупречно ритмичными интервалами кричит женщина с телегой, побочной темой ей отвечают ссорящиеся мигранты. Нос тонет в книге Роберто Лонги о Пьеро делла Франческа. Почему-то, если искусствоведы хотели написать шедевр, писали о Пьеро — и Роберто Лонги, и Карло Гинзбург, и Бернард Беренсон.
Легенда о Животворящем Кресте мне кажется поразительно бестолковой. Древо креста растет из ветви, посаженной во рту Адама. Из ветви, которую дарит его сыну Ангел, изгнавший прародителей из Рая. Святость этого древа чувствует ветхозаветная царица Савская и на пути к царю Соломону останавливается, чтобы поклониться ему. Потом его теряют, ищут, обретают, радуются, теряют еще и вновь обретают — и жизнь катится по кругу, а священная история выпрямляется в непосильно четкую линию. Зачем нужна эта вымученная линейность и это постоянство потери и обретения?
Пьеро делла Франческа линейность, к радости моей, отвергает. Его фрески не читаются, как тогда было принято, одна за другой; они парят над смотрящим как застывшее головокружение. Не развертывание сюжета, но невидимые рифмы определили расположение фресок. Мудрые женщины и яростные битвы, истории отчаяния и ликования, медленная победа над силой тяготения: чем выше, тем легче композиция, тем прозрачнее свет.