ОгонёкНаука

«Нужно захватывать западные рынки»

Публикация «Гранды и гранты» («Огонек», № 5, 2018 год), посвященная проблемам отечественной науки, вызвала оживленный отклик у читателей и просьбы к редакции продолжить разговор. Продолжаем. С членом-корреспондентом РАН, и.о. декана химического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Степаном Калмыковым «Огонек» поговорил о том, как устроена мировая гонка научных открытий и есть ли в ней шанс у России

Степан Николаевич, почему российские ученые проигрывают Западу по числу открытий?

— Современная наука — не броуновское движение, где невозможно предсказать, в какой области ожидается тот или иной прорыв. Она больше напоминает мейнстрим, где часть ученых всего лишь ненамного опережает коллег. При этом известно, кто над чем работает, да и результаты, хотя бы в общих чертах, предсказуемы. Мы, например, заняты разделением близких химических элементов (ядерный топливный цикл), но этот же ответ ищут и во многих научных центрах мира. Мы идем ноздря в ноздрю, догадываясь, на каком этапе находятся они, а они в курсе того, что делаем мы. Или, например, поиск новых химических соединений: десяток групп ученых из разных стран, понимающих, что именно необходимо изменить в молекуле, чтобы получить желаемые свойства, бьется за результат, что называется, «на скорость». «Приз» достанется не тому, кто первый получит соединение, а тому, кто зафиксирует свой приоритет в виде патента и последующей публикации. И россияне сплошь и рядом в проигрыше, потому что, как правило, не патентуют и не публикуются вовремя, тем самым упуская время — спустя месяцы за границей находят аналогичное решение и получают на него права.

— И часто такое происходит?

— У меня нет статистики, но случаев хватает. А я не раз был свидетелем того, как российские ведомства не оказывали должного содействия по оформлению патента, особенно за границей, ведь это весьма дорогостоящая и трудная процедура (российский патент не везде признается за границей). Это вынуждало исследователей публиковать результаты и тем самым упустить шанс на получение когда-либо роялти (лицензионное вознаграждение за патент.— «О»).

— Зачем же торопиться?

— Есть риск потерять не только деньги, но и авторство, когда открытие повторят конкуренты. А так ученый хотя бы повысит свое реноме в профессиональном сообществе. Научная публикация — основной способ оценки значимости ученого. Не говоря уже о том, что от числа публикаций и их цитируемости напрямую зависит получение финансирования институтом и самим исследователем. Что в нынешних российских реалиях немаловажно. Ведь при проведении конкурсов и грантов — Минобразования, Российского научного фонда, Российского фонда фундаментальных исследований и т.п.— оцениваются именно публикации и рейтинг их цитируемости. Впрочем, так живет весь научный мир...

— Значит, без статей не обойтись?

— Опять же есть области, где обнародование информации в принципе невозможно. Очевидно, что, если какое-либо научное сообщество занято разработками в сфере ракетной техники или поиском новых авиаматериалов, они не смогут опубликовать детали своих разработок. Но вот если публикаций нет в области фундаментальной или поисковой науки, это уже свидетельство или низкой квалификации, или низкой актуальности темы. И в этом случае «оргвыводы» не заставят себя ждать — финансирование будет сокращено. Что ж, деньги — отличный мотиватор публицистической активности. Но в России его используют не столь эффективно, как, скажем, в Китае, где не только срезают бюджеты, но и выплачивают колоссальные премии за статьи. Но самое главное, что дает публикация, — это повышение реноме в научном мире.

— Почет и уважение коллег?

— Возможность работать, как говорят, на передовом крае науки. Современные исследования иначе, как на установках Mega-Science (научные установки национального и мирового масштаба для решения принципиально новых фундаментальных и прикладных задач.— «О») уже и не провести. На допуск к ним влияют в том числе и публикации — их количество, а главное — качество. Неудивительно, что заявки от российских радиохимиков, например на измерение образцов, принимаются в Европейском центре синхротронного излучения (ESRF в Гренобле.— «О») весьма оперативно. Я, правда, слышал и немало критики в адрес такого международного сотрудничества — мол, иностранцы пользуются нашими мозгами, но это узкий взгляд на ситуацию, если не сказать сильнее. Сегодня так работает весь мир! Все стороны, принимавшие участие в эксперименте, вправе использовать результаты в своих статьях. Как, например, наши европейские коллеги, помогавшие нам обрабатывать спектр в том же Гренобле. Прошли времена, когда в одиночку можно было осуществить прорыв в науке. Пример того же Китая: пока страна была закрытой, о многих ли ученых из КНР мы знали? Много ли патентов китайцы получили на Западе? А сегодня? В плане участия российских ученых в установках Mega-Science и, что очень важно, создания таких установок в России самое активное участие принимает Курчатовский институт, у руководства которого есть четкое понимание, что современная наука на рутинных приборах уже не делается. Скажем, большая часть структурных исследований, включая структуру белков, сейчас осуществляется с использованием синхротронного излучения.