Избирателя не выбирают
18 марта прошло, избирательные участки снова стали школами, больницами, учреждениями. Убираются листовки и билборды с призывом «выбрать будущее», где «наша страна, наш президент!». Исчезает избиратель, становясь «обывателем». И почти никто не заметил, что в эту кампанию «путинское большинство» праздновало совершеннолетие: 18 лет стабильной подачи голосов. Что с ним происходило все это время, как менялись взгляды избирателей, вспоминает «Огонек».
Состоялись выборы: кандидат, хорошо знакомый избирателю, входит в очередной политический цикл, избиратель надолго уходит со сцены, сказав нужную реплику. Именно этот повторяющийся исход и является ощутимым признаком стабильности.
Следить за изменениями в кандидате теперь дело политологов, а что избиратель? Его отпустят без особого интереса, назвав чем-то вроде «путинского большинства с долей протестного электората». И за этими словами, по большому счету, не будет стоять ничего, кроме выученного невнимания.
В самом деле, что мы знаем об избирателе? Что мы знаем о себе? — «ничего, и то не все».
— Наш избиратель стал совершеннолетним за время правления Путина: все-таки 18 лет прошло,— поясняет Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра».— И рассуждать о нем, с одной стороны, очень просто: не видно никакой существенной динамики, за исключением демографической, а с другой стороны — очень сложно, потому что непонятно, как это объяснить. Должны были произойти большие изменения, а они не произошли. Почему?..
В чем феномен устойчивости «большинства», из каких групп оно всякий раз складывается и почему кто-то от него откалывается,— скорее загадки, чем очевидности нашей жизни. По замечанию Константина Гаазе из Московской высшей школы социально-экономических наук, важнейшим феноменом российской политики является сговор, а не договор — и потому основания союзов, взаимной поддержки и лояльности остаются до конца непроясненными, принципиально неформальными и невыводимыми на свет. Избиратель, не будь дурак, тоже играет по правилам: «остается в деле», посылая невнятные запросы на перемены (см. «Огонек», №50 за 2017 год), и периодически блефует, обманывая социологов митингами (как это было в 2011–2012 годах). При всем этом его реальный социальный портрет остается в тени, и, даже оборачиваясь назад, с трудом поймешь, как он формировался.
2000–2004
Начать можно с очевидного: избиратель первой путинской кампании был еще неуверенным, он шел на компромисс. Тогда все шли на компромисс с непредсказуемым исходом и только спустя четыре года подтвердили, что курс — с посадками олигархов и работающими спецслужбами — так или иначе устраивает.
— Что происходило тогда с избирателями? Миграция политических антагонистов в центр, где ждал президент,— рассказывает Алексей Макаркин, ведущий научный сотрудник Центра политических технологий.— Часть электората коммунистов постепенно, через парламентские выборы, где появилась партия «Родина», перешла от КПРФ — и не к какой-то новой партии, а лично к президенту. Либералы связали с ним надежды на экономический рост. Очень случайная сначала коалиция резко разрасталась.
Элиты, тот узкий круг избирателей, которые часто и определяют российскую политику, включились в новую игру.
— Думаю, сговорились они вот на чем: что важно зафиксировать то удобное сочетание черт капиталистической и социалистической экономик, которое уже складывалось,— считает Алексей Левинсон.— То есть схемы, которые были отработаны на теневой экономике советских времен, разрешалось продолжать и называть капиталистическими. Конечно, при условии «равноудаления».