Непослушные (?) слова
Если бы мне задали вопрос «Как можно описать русский язык буквально в двух словах?», я бы без колебаний ответил: «Язык исключений».
И в самом деле, русский язык богат на исключения, пожалуй, даже больше, чем похожие на него по морфологическому строю языки (польский, литовский, латинский, санскрит и др.). В языках же типа турецкого или венгерского, где имеющие только одно значение суффиксы «приклеиваются» к корню, образование форм слов гораздо более регулярное и прозрачное, а разного рода «неправильности» практически отсутствуют.
Наверное, каждый из нас не один раз в школьные годы досадовал: «Ну почему все слова ведут себя по правилам, шагают в одном ряду, а другие ломают строй? Например, чего у нас нет — „мечт”? А может, „мечтей”? Он очутится, а я — „очучусь” или „очущусь”? И как правильно: „побежду”, „победю” или всё-таки „побежу”?»
Вот на примере последнего примера попробуем понять, в чём хитрость исключений, в чём особенность непослушных слов.
Как ни странно, из трёх форм глагола «победить» лучше, точнее, грамматически правильнее было бы — «побежу». Почему? Потому что слова-нарушители грамматического спокойствия возникли не по чьей-то прихоти. Они тоже подчиняются нормам. Только эти нормы у них свои.
Любой язык системен. Система языка состоит из подсистем. В русском языке большинство слов изменяется и потому имеет совокупности словоформ (по-научному — «парадигмы»). Например, существительное «слово» имеет парадигму из 12 падежных форм: 6 в единственном числе и 6 во множественном.
Так вот, эти совокупности словоформ бывают трёх типов.
Самые простые и понятные — полные (то есть нормальные, как у существительного «слово»). Именно от этого типа мы отталкиваемся, когда судим об исключениях.
А есть избыточные парадигмы, когда существуют варианты одного и того же слова и обе формы считаются правильными, вроде «вóлнам» и «волнáм», «весной» и «весною», «капает» и «каплет» и т. п. Их появление в конечном счёте объясняется историческим развитием языка, в том числе сосуществованием вариантов в определённый период (см. статью «Есть „матрац”, а есть „матрас” — оба правильны у нас». — «Наука и жизнь», № 11, 2023 г.).
Больше всего сложностей возникает в случае неполных совокупностей словоформ. Уже из определения понятно, что этим парадигмам чего-то не хватает. Например, мы не можем образовать формы от некоторых глаголов, потому что уже само их значение не предполагает этого. Например, разве может один человек «толпиться»? Нет, только группа, поэтому глагол не имеет форм единственного числа первого и второго лица («толплюсь» и «толпишься»).
Отсутствуют формы первого и второго лица настоящего времени и у безличных глаголов — типа «светать» или «смеркаться». Почему? Потому что обозначаемые процессы не предполагают активно действующих субъектов. Разве кто-то из нас становится причиной рассвета или наступления ночи? Не я «светаю» и не я «смеркаюсь».
Или, скажем, в языке нет форм единственного числа у существительного «дрожжи», поскольку мы не считаем их отдельными крупинками. А у слова «молоко» отсутствует множественное число, потому что это неисчисляемое существительное.