«Правда и вера светлее солнца»
Репортаж из Пскова об уникальной псковской иконе. «В этих иконах все экстремальное, образы всегда крайне строгие, не допускающие ни смягченности, ни компромисса. Их цель, их идеал — сильнейшая духовная сконцентрированность, а путь к ней — аскеза»
В конце XIX — начале XX века в России возник тренд на старину. Стали «открывать» древние доски, расчищать слои, напластования позднего времени, добираясь до первоначального вида иконы. И русские люди впервые увидели шедевры своей культуры. Интерес к иконе не угасал и в XX веке. Пожалуй, только нарастал. Европейские коллекционеры стали включать восточную религиозную живопись в свои собрания. Среди прочих интерес, удивление и восторг всегда вызывала псковская икона, отличающаяся особой глубиной цвета и ярко выраженным аскетизмом. «Псковские иконы уступают новгородским в твердости рисунка и живописной сноровке. Исполнение их немного тяжеловато и лишено внешнего блеска. Но псковская икона всегда поэтична. Ее жгучие краски живут, движутся и вспыхивают внутренним огнем», — писали искусствоведы Михаил Алпатов, Ирина Родникова и Тимофей Гейченко.
Мои современники, как и я сам, о наличии в нашей культуре этого удивляющего мир явления знают мало. Собрание псковской живописи выставлено в псковском историческом музее, расположенном в палатах купца Поганкина. Где я и оказался с редакционным заданием.
Псковский музей-заповедник — один из старейших музеев России. Он был открыт в 1876 году как Псковский археологический музей силами местных краеведов. Даже в годы революции и войн музей не закрывался. В статусе Псковского государственного объединенного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника существовал с 1979 года. С 2019-го по 2022-й входил в состав Псково-Изборского музея-заповедника. Музей насчитывает более 750 тысяч единиц хранения и включает в себя коллекции археологии, нумизматики, рукописных и старопечатных книг и документов (древлехранилище), иконописи и других произведений церковного искусства, русской и западноевропейской живописи, графики, скульптуры, фарфора, предметы декоративно-прикладного искусства.
Ася Иванкина, искусствовед и художник, отвечает на мой первый вопрос: что такое икона?
— Икона — это не объект искусства, чтобы его вешать на стену и любоваться. Икона — это окно, способ связи с божеством. То есть это окно в символическое пространство. Она и правда, особенно в начале, была похожа на окошко: делали даже такое углубление, как рамку. Сохранились в основном только храмовые, большие, остальные утрачены. В музее это храмовые образы, большие окна, когда ты приходишь в храм, который сам по себе символическое пространство, и здесь они прямо во весь рост стоят. Но и дома можно было иметь свой «радиоприемник» для индивидуальной связи. Иконы висели на входе, в доме могла висеть икона, на входе в хлев могла висеть маленькая икона или крест, обязательно красный угол, ну и храм. Мастера, я так понимаю, были не просто местные художники. Это были ремесленники, которые передавали свое ремесло из поколения в поколение. Мастерские откопали в Новгороде. В Пскове, к сожалению, из-за свойств почвы ничего не сохранилось. А в Новгороде раскопали целую усадьбу художника. Это был местный житель, горожанин, который занимался иконописью, и видно, что у него дома свое производство, своя печь. Он сам производил красители, сам готовил доски, покрывал их грунтом. Там у него была маленькая печь, где он плавил ртуть, чтобы сделать эту красную киноварь. И заказы у него были — домашние иконы, храмовые иконы. Были и ученики, потому что местная школа появилась. Местные мастера что-то сами изобретали, как делать доску, как левкасить, потому что техники разные, как класть краску, какие сюжеты рисовать. То есть это была такая часть жизни средневекового города. Расцвет псковской живописи приходится на пятнадцатый век, когда Псков еще независим. Это большой город по средневековым меркам. Он торгует с Европой, у него свой архитектурный стиль, свой стиль живописи.
«Да в псковской иконописи никто не разбирается!»
Мы сидели с Тамарой Шулаковой, псковским искусствоведом, на втором этаже местной библиотеки, в зале для собраний, и листали альбомы с иконами псковской и московской школ, а также с фресками в ее собственной книге. Я уже побывал в музее и в двух монастырях, но в силу своего малого таланта нуждался в комментариях. Тамара Васильевна была щедра: мне, незнакомому корреспонденту из столичного издания, она рассказывала то, что, наверное, рассказывает своим любимым студентам. С историями из жизни, которые лучше ученых трудов передают суть того, что надо вынести, если попал в мир русского Средневековья.
— Могу сказать про себя, что знаю только то, что ничего не знаю. Еще пятнадцать лет проживу, и вряд ли буду знать больше об этой школе, — начала рассказ про псковскую икону Тамара Васильевна. — Когда-то давно я зашла в Московский Кремль, в Благовещенский собор, который, как известно, в том числе расписывали псковичи. Там есть четырехчастная икона. Она вызывает у всех ступор. Практически она не расшифрована до сих пор. Это шестнадцатый век, времена митрополита Макария. Там я подошла к обшарпанному столику консультации, спросила, что вы мне скажете про четырехчастную, надеясь, что сейчас искусствовед мне какую-нибудь новость сообщит. Она так махнула ручкой и сказала: «Да в этой псковской живописи никто не разбирается!» Я боюсь, что она сказала правду. Понимаете? Есть пять от силы человек, которые хоть чуть-чуть в ней, как говорила моя преподавательница, «расчухали». И я не льщу себя надеждой, что я к этому числу отношусь, но я все время очень трепетно ее изучаю, тем более что у меня сторонний взгляд. Я родилась практически в Японии, на Кунашире, отец у меня был военный, четверть века я провела в Сибири и, в общем, очень ее люблю. Но когда я сюда приехала, вспомнила слова мамы: «Прекрасна ваша Сибирь и ваши люди, но лучше Пскова нет ничего».
Мама возила по всяким гарнизонам книжку Юрия Павловича Спегальского, это легендарный человек, которому мы обязаны тем, что у нас в Пскове хоть что-то сохранилось не только от икон, а вообще от храмов, потому что он это все восстановил. Предложение советской администрации, естественно, было снести все, оставить для старушек один какой-нибудь на задворках храмик и построить новое социалистическое жилье для народа. И если бы не Спегальский и еще три-четыре «фаната», у нас Пскова бы вообще не было. Но мы до сих пор ни музея реставрации не имеем, ни музея архитектуры, ни музея фрески, которая у нас самая важная. Поэтому можно сказать, что вся эта школа сохранена не благодаря, а вопреки. Усилиями отдельных эксклюзивных людей, которые в глухие советские суператеистические годы сумели перевернуть ситуацию и вообще сделать эталон реставрации, насколько было можно в те беднейшие годы.