Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Ольга Смирнова: «Я всегда говорю: люди воспринимают друг друга не по одежке, а по энергетике»
«Часто пели в переходах — я, Николаева, Лабутина, Пересильд и Ноздрина. Квинтет из нас получился что надо: какой-то мужчина нам даже кинул сто долларов — огромные деньги для нас, голодных студенток. Как мы гуляли тогда!
А одно время мы с Николаевой стали промоутерами сигарет. Нас хватило ненадолго, сдались в первый же день: «Да ну это все! Мы выше этого, не пойдем больше сигареты продавать!»
Полгода я прожила под эгидой роли эскортницы из «Жизни по вызову». Замеченная во мне Сариком Андреасяном темная энергия, сладкая и манкая, хорошо легла на естественную природу, и мужчины это сразу почувствовали. Меня стали атаковать: писали в соцсетях, звонили, найдя где-то мой номер, предлагали любые деньги за встречу с продолжением и тысячу долларов — за нижнее белье. Мне говорили: «Дура, давно бы себе квартиру купила». Но я до сих пор живу в съемной.
Сейчас такое время, когда все быстро меняется, один сериал выходит за другим. Сегодня ты звезда, а через месяц тебя сменят другие. Ситуация, когда не утверждают, все равно будет. Другой вопрос — как это принять без зависти и обиды. Тут же вот какой парадокс: если ты неустойчивый, то нечего тебе делать в этой профессии. Но и без сильно расшатанной психики — тоже нечего. Вот и лавируешь в этих состояниях. В театральных к такому не готовят — учит жизнь.
1983 год, октябрь. В обычной свердловской семье школьной учительницы и водителя появилась на свет долгожданная дочь — я. Папа, как меня увидел, сказал:
— Будет Женька, Евгения.
Но бабушка Аня, папина мама, была решительно против. Женями у нас во дворе называли толстые попы. Дразнили: «Посмотри, какую Женю отъел».
— Ну какая Женя? Она же вылитая Олечка! — сказала бабушка. И на этом было решено: Ольга Игоревна — звучит!
В большой четырехкомнатной квартире мы жили вшестером. Я с братом, мама с папой и бабушка с дедушкой — родители отца. Часто бывает, что свекровь и невестка не сходятся. Но у мамы с бабушкой были идеальные отношения — они любили друг друга так, как могут только мать и дочь. А вот со свекром не заладилось. В отличие от мудрой бабушки, которая никогда не лезла ни к сыну, ни к его жене, деду постоянно все было не так. В Свердловске он был не последним человеком — работал в местном обкоме при правительстве и был водителем разных чиновников. Одно время даже Ельцина возил, когда тот у нас в Свердловске руководил.
Дома дед любил командовать. И ни разу я не видела, чтобы бабушка дала ему отпор. Она была очень терпеливой и все переваривала в себе. Я росла, думая, что так и надо: мудрые женщины — а бабушку я всегда считала именно такой — не спорят. Только повзрослев, стала понимать, что какие-то вещи по отношению к себе терпеть нельзя.
Но это потом. А пока мне два года. Мы разъехались с дедом. Бабушке удалось уговорить его разменять квартиру на две. Одна была в том же доме, другая, поменьше, — в соседнем районе. Мама вплотную занялась моим образованием. Как истинный педагог, она считала, что ребенка надо развивать с самого раннего возраста, особенно физически. Поэтому отдала меня на бальные танцы — их преподавала мамина близкая подруга, у которой тоже была дочка, моя ровесница. С Таней, впоследствии ставшей моей лучшей подругой, мы так вместе и протанцевали все детство. Выступления, конкурсы, фестивали... У меня были красивые платья, сшитые на заказ. Одно — красное с нашитым белым гипюром, другое — серебристое с черными вставками, напоминающими лепестки. Папа тогда перестал таксовать и начал перегонять машины из-за границы — мы жили небедно.
Правду говорят, что жизненную опору девочке дает отец. Папа любил меня беспрекословно. Помню, однажды воскресным утром мы сидели перед телевизором, шла «Утренняя звезда». Тут папа и говорит: «Вот Ольга наша тоже будет звездой!» Как будто пазлик заложил.
В шесть лет меня отдали в детскую студию при Театре музыкальной комедии. В спектакле «Приключения Буратино» мы были то паучками, то лягушками. Потом, когда повзрослели, нам доверили роли кукол Карабаса Барабаса. Моя театральная карьера, развивавшаяся параллельно с танцами, шла в гору. Вот только школа как-то не вписывалась — учиться мне было сложно, я сильно отставала. Видя это, родители посчитали, что нужно от чего-то отказаться. И предоставили мне выбор: бальные танцы или театр.
— Ухожу из танцев! — даже не думая, заявила я. Не знаю, кто к этому моему решению больше причастен: мой партнер по танцам Женька, которому, я чувствовала, очень нравлюсь по-женски, или папа.
— Хорошо. Вот займешь первое место на бальных танцах, тогда спокойно уйдешь, — сказал он.
Это был вызов. Я его приняла танцуючи и стала первой.
«Молодец! Теперь можешь делать как хочешь!» — похвалил папа.
Сжимая медаль, я была на седьмом небе от счастья. Но не от награды — от того, что папа не стал поступать, как многие взрослые, и уговор наш не нарушил.
Я часто его вспоминаю. Особенно теперь, когда сама села за руль. Спустя 40 лет наконец получила права. Честно, никогда не представляла себя в этой роли — заставили операторы, которым надоело заказывать для моих съемок краны и платформу: «Оль, ну научись уже водить! Столько бабла уходит!»
Я сдалась. Помню, в автошколе мы разбирали какую-то ситуацию при объезде. И вдруг у меня ком в горле встал — я поняла, отчего никогда не хотела садиться за руль.
Мне десять лет. Мы с мамой сидим на кухне и ждем папу. Он гнал очередную машину из-за границы и должен был уже вернуться. Но прошло трое суток, а вестей от него никаких. Телефона, чтобы вот так позвонить, тогда еще не было. Мама начала предчувствовать беду. Звонок в дверь. Открываем — на пороге несколько мужчин. Они заходят в нашу маленькую квартирку и молча встают, опустив головы. И эта минута тишины, кажется, длится вечно. Мама плачет. А я убегаю в свою комнату, зарываюсь лицом в подушку и тоже рыдаю. Мне так страшно, что кружится голова. Мой уютный детский мир рушился, выбивая почву из-под ног.
Папа разбился где-то под Красноуфимском.
Был период, когда я всматривалась в проезжающие машины — вдруг папа сейчас откуда-нибудь появится и все это окажется чьей-то дурацкой и злой шуткой. Но он не появлялся. А потом и я перестала ждать. Только это оказалось вовсе не принятием. Когда мы с психологом прорабатывали детские травмы, всплыла сильнейшая обида — «Бросил меня!». Дальше я росла, не чувствуя мужской отцовской защиты. После похорон папины друзья скинулись и оплатили мне и брату поездку в Чехию. Нас была небольшая группа детей, собранных по всему Екатеринбургу, в том числе моя подруга-одноклассница Маша, с которой дружим и сейчас, — человек десять. Ехали через Москву. Тогда я впервые увидела Красную площадь. «Вот это масштаб!» — подумала. Тогда и представить не могла, что однажды буду здесь жить.
Поездка в Чехию не принесла того утешительного эффекта, на который рассчитывали взрослые, а лишь отсрочила горевание. У меня начались проблемы со здоровьем. Однажды проснулась ночью от ощущения чего-то неприятного и липкого под щекой. Мама включила свет и побелела — вся моя подушка была в крови, а из носа текли две красные струйки. И так было не раз. Мне проверяли голову, делали УЗИ шеи, водили на массажи, но это почти не помогало. «Никаких физических нагрузок. И с театральной, и с танцевальной деятельностью надо завязывать», — настаивали врачи.
Я ушла из театра и целый год ничего не делала. А в «Утренней звезде» танцевали ребята из группы «Киплинг». Двое девчонок и двое парней из нашего Екатеринбурга, одетые в костюмы арлекинов, прогремели со своим необычным танцевальным номером. Вернувшись знаменитыми, они решили набрать себе учеников. Моя подружка Лена об этом узнала и давай меня уговаривать: «Оля, там преподаватели — сами «киплинги», пойдем?»
И мы пошли. Школа современного танца при Екатеринбургском центре современного искусства, которой руководил Лев Владимирович Шульман, оказалась серьезной — мы стали изучать все стили, которые только существуют. Педагоги приезжали к нам со всего света. Мы ставили спектакли и вместе с ними ездили выступать в Англию, Германию, Данию, Швецию, Нидерланды... Пол-Европы объездили.
С гастролей я всегда возвращалась с обновками. У нас с девчонками была идея фикс — хорошо одеваться. После смерти папы денег у нас в семье было в обрез, но мама все время где-то выискивала какие-то доллары, чтобы дать с собой. Из поездок мы везли все: сумки, кофты, брюки... Помню, тогда в Европе только вошли в моду джинсы с коротенькой юбочкой — я купила их и была самой крутой в Екатеринбурге!