Кантемир Балагов: "Уверен, что мои амбиции меня когда-нибудь погубят"
В прокат выходит фильм «Дылда» — вторая работа молодого режиссера из Кабардино-Балкарии Кантемира Балагова. В Каннах ее наградили сразу двумя призами, в том числе за лучшую режиссуру в секции «Особый взгляд». Esquire встретился с режиссером на «Кинотавре», чтобы узнать, зачем ему понадобилось погружаться в историю Второй мировой и как преодолеть «синдром второго фильма».
Скажи, а имя главной героини “Дылды” Ия — это отсылка к Ие Саввиной, которая сыграла в экранизации “Кроткой” Достоевского? Вообще ты быстро даешь героям имена или ждешь, пока они подрастут?
На самом деле, это совпадение. Ию вообще должны были звать Дуней. Но чем дальше я разрабатывал историю, тем больше понимал, что имя Дуня ей, во-первых, сильно не идет, а во-вторых, хотелось какого-то короткого имени для длинной-длинной девочки. А потом Кира Коваленко (режиссер, выпускница студии Александра Сокурова в Нальчике. — Esquire) показала актрису того времени из СССР, которую звали тоже Ия. И это как раз-таки была Ия Саввина, которая и сыграла в “Кроткой”.
Мне запомнились твои слова, что «в кино очень важна травма». У тебя была травма, которая для тебя стала триггером творить? Или ты, наоборот, потянулся к искусству, потому что понял, что живешь без травм?
Скорее первое: травма побуждает меня работать в кино. Если у меня не будет никакой рефлексии на травму, то и кино ведь не будет. Порой я даже специально культивирую в себе эту рефлексию, смотрю репортажи про Беслан, про Нальчик, про “Норд-Ост” или какие-то другие конфликты, не имеющие отношения к России. Очень часто пересматриваю чеченские военные хроники. Мне кажется, для художника важна вот эта культивация рефлексии на травму.
А когда героиня трижды за фильм говорит: “Внутри я пустая” — это отражение твоих собственных страхов быть поверхностным?
Да, конечно. Потому что я с ужасом представляю тот день, когда мне нечего будет сказать или когда мне не на что будет реагировать.
Скажи, когда ты был дальше от зоны комфорта: до выхода “Тесноты” (дебютный фильм Балагова, получивший в Каннах приз от ФИПРЕССИ. — Esquire) или после?
Это сложный вопрос. Потому что я помню свое эмоциональное состояние до “Тесноты”, и оно было отвратительным. Если говорить с человеческой точки зрения, то, конечно, до “Тесноты” мне было намного тяжелее, намного тяжелее. Но если говорить с точки зрения профессиональной, то “Дылда” стала гораздо большим испытанием для меня, потому что это и сюжет про 1945 год, и страх, что ничего нового мы не скажем — столько всего снято. Это было испытанием. Ну и этот знаменитый синдром второго фильма, боязнь, что в первый раз мне просто повезло.
А выбор времени и места действия фильма — это сознательное желание разрушить монополию “старших” на эту тему? Потому что молодые про Великую Отечественную, вообще говоря, не снимают.
Знаешь, это было не сознательно, это было эмоциональное желание, мотивированное чем-то внутренним. Мы даже думали с Александром Ефимовичем (Роднянским. — Esquire) по поводу того, не стоит ли перенести эту историю в современность, не придаст ли это ей плюсы. Но чем дольше мы обсуждали, тем больше мы понимали, что эта история имеет художественную ценность именно в это время. Потому что, во-первых, Вторая мировая война — это самое трагичное для советских граждан и для всего человечества время. В ней участвовало огромное количество женщин, истории которых не рассказаны. А медицина в то время была совершенно другой, и она заставляла людей верить скорее в чудо, чем в науку. И все это было очень важно для мотивации героини.
Сейчас мы перейдем к одной твоей шутке, но сначала серьезный вопрос. Может, ты не согласишься со мной, но знаешь, чего почти нет в фильмах учеников мастерской Сокурова, хотя это есть у него самого? Юмора. Почему?
Ой, у Сокурова везде юмор. Я недавно смотрел “Круг второй” — и это самое смешное кино, которое я у него видел. А что до нас, то мы, кажется, просто не умеем пока. Рассмешить человека сложнее, чем заставить его сострадать.
А ты бы хотел сделать комедийный фильм?
Конечно. Ну не то чтобы чисто комедийный, но я хочу, чтобы люди смеялись. Хотя по реакции на “Дылду” и в Каннах, и на “Кинотавре” я заметил, что зрители смеялись больше над какими-то вещами. И для меня это хороший знак, потому что это значит, что я начинаю нащупывать комическое в накаленных драматических ситуациях. Мне не нужен смех ради смеха, но я хочу натренировать себя находить в серьезных историях нюансы, которые заставят людей смеяться. Это очень тонкая работа, которой я пока, к сожалению, не владею.
Так вот, о твоей шутке. На фото в каталоге Каннского кинофестиваля ты в толстовке, на которой написано “Иди на х**”. Как так получилось?
Ну была фотосессия. И вот она там оказалась. (Смеется.) Больше тебе скажу: это худи — подарок Александра Роднянского по случаю окончания съемок. Я даже думал, что это его послание мне. Шучу, на самом деле просто люди хотели сделать мне приятное и подарили худи моего любимого бренда (речь о худи Vetements. — Esquire). Если бы не они, я бы сам его заказал. И это, конечно, не бессмысленная фотография, а безусловный посыл. Но я хочу оставить при себе, для кого этот посыл.
А твоя команда — Роднянский, “Нон-Стоп Продакшн” — знали, что так будет, или увидели это уже в каталоге?
Их представители были во время фотосессии, так что да, знали.
Была какая-то реакция на эту шутку от иностранцев?
Нет, вообще нет.
А вообще в этом году в Каннах были такие же поразительные встречи, как с Бенисио Дель Торо в прошлый раз?
Слушай, нет. Но я тут недавно узнал, что Изабель Юппер очень понравилась “Теснота”. “Дылду” она не видела, а вот от Тесноты” в восторге. Я бы с удовольствием с ней поработал. У меня вообще есть это дикое желание привезти какую-нибудь европейскую или американскую знаменитость на Кавказ, чтобы сделать с ней кино именно в рамках кавказской среды. Но сначала надо придумать историю, чтобы это выглядело органично — а не так, чтобы Роберт Паттинсон играл кабардинца.
Кстати, он любит фильм “Брат”.
“Брат”?
Да.
Ух ты. Я вообще, кстати, заметил, что он проводит очень серьезный “рисерч” рынка авторского кино. Очень крутой чувак, я бы с ним с удовольствием поработал.
Ты в каком-то смысле как Ксавье Долан: каждый фильм — про мать.
Да, это так. (Смеется.)
В твоих отношениях с родителями что-то изменилось после выхода фильмов?