Книга / Ельцина
Рядом с президентом
Forbes публикует отрывки из книги Наины Ельциной «Личная жизнь».
[ Путч 1991 года ]
Работы в жизни Бориса стало еще больше. В спальне всегда стоял письменный стол. Довольно часто он просыпался часа в четыре утра и садился работать. Главным делом в первые месяцы его президентства была подготовка нового союзного договора. Сегодня стало модно говорить, что это Ельцин и Горбачев «развалили Союз». В публикациях, посвященных тому времени, часто повторяется мысль, что личные отношения между президентом СССР и президентом России мешали им договориться о реформировании Союза. Ерунда. Борис умел забывать о личном, когда речь шла о государственных вопросах. Он вообще не был мстительным человеком. Но, по мнению Бориса, именно Горбачев тормозил переговоры, пытался изо всех сил удержать прежние полномочия союзной власти, а республики не соглашались, хотели большей независимости. Борис не раз говорил: «Горбачев дождется, что республики разбегутся».
В своей полемике с Горбачевым и союзным центром Борис отстаивал право России быть независимой суверенной республикой, равной среди равных, и на таких условиях войти в обновленный Союз. Немногие сегодня помнят, что в СССР до 1990 года Россия не имела собственных руководящих партийных органов, которые были в других республиках, — у РСФСР не было республиканской компартии, собственного центрального комитета, первого секретаря. Президент России должен был защищать интересы своих избирателей точно так же, как их защищали руководители других союзных республик. Именно так и действовал Борис.
Переговоры о новом союзном договоре шли очень тяжело. Подробностей мы не знали — большая часть дискуссий велась руководителями республик с глазу на глаз. Что-то, конечно, просачивалось в прессу и на телевидение. Мы все тогда жили политическими новостями, читали газеты, не пропускали информационных программ. О трудностях переговоров я могла судить по тому, в каком состоянии в те дни находился Борис. Даже на фоне его прежних нагрузок эти дни казались еще более напряженными. Но работа, которую вели руководители республик, в конце концов дала результат. Был подготовлен проект нового союзного договора, на 20 августа назначили его подписание, Борис был уверен, что этому уже ничто не помешает. Я тоже.
Все лето 1991 года мы провели на совминовских дачах в Архангельском по Калужской дороге. Из всех государственных дач, на которых мы жили, Архангельское мне нравилось больше всего. Была там какая-то особая спокойная атмосфера, большой яблоневый сад, речка и удивительные ароматы — нигде больше таких не было. И соседи вокруг собрались замечательные: Сергей Шахрай, Геннадий Бурбулис, Виктор Ярошенко, Николай Федоров, Александр Шохин…
В Архангельском все было очень скромно — никакой роскоши. Двухэтажные кирпичные домики на две семьи. Охраны немного. Чувствуешь себя абсолютно свободно. Я здесь даже огород развела. В августе в нашей самодельной теплице созрели крупные желтые и красные помидоры. Рассаду из Свердловска мне прислала сестра.
Наступило воскресенье, 18 августа. Борис был с визитом в Алма-Ате, а мы всей семьей ждали его в Архангельском. Не было только Валеры, он находился в рейсе. Никаких дурных предчувствий не было.
Нам сообщили, что самолет Бориса задерживается и прилетает почему-то на военный аэродром. Мы не особенно удивились, мало ли какие могут быть обстоятельства. Потом я узнала, что Бориса задержал Назарбаев.
Борис приехал в Архангельское поздно. Лег спать. В понедельник, 19 августа, в шесть утра раздался звонок. Наша спальня была на втором этаже, а телефон стоял на первом, где спала Таня. Она взяла трубку, звонили из приемной
Бориса, сказали всего два слова: «Включите телевизор». Я всегда оставляла дверь в спальню открытой, чтобы слышать внуков. Вдруг чьи-то шаги по лестнице. В спальню входит Таня и сразу включает телевизор — он стоял у нас. «Ты что? Папа спит!» — удивилась я.
— Мама, что-то случилось, — ответила Таня и стала будить Бориса. Смотрю на экран, а там — «Лебединое озеро». В шесть утра. Мы знали, что такое бывает, только когда в стране происходит что-то экстренное. Потом на экране появился диктор и сообщил о болезни Горбачева и введении в стране чрезвычайного положения. «Это переворот», — сказал Борис.
Сотрудники охраны Бориса рассказали, что все Архангельское окружено автоматчиками. Охрана тогда у Бориса была небольшая, чтобы защитить нас, ребята расположились вокруг дома. Довольно быстро удалось вычислить, где находится группа захвата. Кто-то сказал: дула автоматов нацелены на окна. А в доме дети. Стало не по себе.
Пока он брился, я начала обзванивать коллег Бориса, которые жили в Архангельском. До Руслана Хасбулатова не дозвонилась, побежала к нему, их дача была как раз напротив нашей. Довольно быстро у нас собрались Бурбулис, Шахрай, Шохин, Полторанин, Ярошенко, Силаев, Хасбулатов…
Решили написать обращение к народу России. Каждый из собравшихся добавлял какую-то фразу, все вместе ее редактировали. Пишущей машинки у нас не было. Записывал текст Хасбулатов. Именно записывал, а не писал, как он теперь утверждает. Когда текст был готов, Лена и министр печати Михаил Полторанин пошли его перепечатывать — в служебной половине дома была пишущая машинка. Полторанин диктовал, Лена напечатала под копирку несколько экземпляров. Стали набирать номера знакомых, диктовали им обращение и просили распространить его. Первой дозвонились родственнице Валеры — она работала в каком-то министерстве, где был факс. Потом Таня передала обращение знакомым, которые смогли распространить его по цепочке.
Заехал Анатолий Собчак, который спешил в аэропорт — должен был лететь в Ленинград. Они с Борисом о чем-то коротко поговорили. Помню, Собчак сказал: «Повсюду колонны танков». Я пошла его провожать, было непонятно, сможет ли он добраться до дома. Уже на крыльце он сказал: «Храни вас Бог, Наина Иосифовна». Просто мурашки по коже…