Когда дуст не пахнет
Глава Российского союза химиков Виктор Иванов — о прошлом и будущем российской химической промышленности
Химический комплекс включен в число мегапроектов, реализация которых призвана изменить ландшафт российской промышленности. Придание статуса мегапроекта позволит обеспечить приоритетное финансирование отрасли, с тем чтобы обеспечить технологический суверенитет в химическом комплексе.
Деятельное участие в разработке мегапроектов, которую ведет Минэкономразвития, принимает Российский союз химиков во главе с его бессменным президентом Виктором Ивановым — без преувеличения, патриархом российской химии.
Мы посчитали интересным обсудить с ним возможные варианты развития химпрома, те стратегические развилки, перед которыми стоит отрасль. Надо сказать, что разговор получился довольно-таки полемичным и непростым, но учитывая, что на кону будущее одной из ключевых отраслей промышленности, мы считаем, что такого рода дискуссии необходимы.
Но начали мы с того, что было раньше.
Что было
— Каковы, на ваш взгляд, особенности развития химической индустрии в постсоветский период? Что мы нашли, что потеряли, в чем отличие в подходах, в стратегии развития отрасли?
— Прежде чем говорить о том, что у нас произошло в постсоветский период, надо знать, а что было в советский период. В советский период в течение двадцати лет была создана вторая в мире химическая промышленность. А по минеральным удобрениям первая!
Импорта практически не было, за редким исключением каких-то тонкостей, которые и не следовало производить самим, когда можно купить.
Когда началась приватизация, появились новые собственники. Собственники провели ревизию, и производство химических продуктов, которые выпускались на этих площадках и не были рентабельны, они закрыли. А нерентабельны они были по той простой причине, что химическая промышленность никогда не работала сама на себя. Химическая промышленность работает на народное хозяйство, на все отрасли.
И если эти отрасли не работают, то не работает и химическая промышленность. К примеру, текстильная промышленность. В 1990-х она чудовищно просела. И мы потеряли около 30 заводов, которые выпускали химическое волокно. Машиностроение в самом широком смысле, для которого мы поставляли широкую номенклатуру полимеров и композитных материалов, резко сократилось. Новые собственники не рискнули держать эти производства и пытаться, наоборот, нарастить мощности и выйти с ними не только на внутренний рынок, но за рубеж.
На плаву остались удобрения, полимеры, выпуск которых стали наращивать, потому что есть собственное сырье и рынок сбыта неплохой. Сейчас, когда народное хозяйство восстанавливается и есть спрос, оказалось, что мы не готовы делать многие продукты, особенно в области малотоннажной химии.
Когда мы начинаем говорить: «Господа, давайте пытаться сделать эти продукты на территории России, на ваших площадках» (приведу в пример компанию «Сибур», великолепная компания), — то они грамотно подходят к этому вопросу, изучают проблемы, технологии, оборудование и говорят: «Петрович, невыгодно. Сбыта нет».
Внутренний рынок очень узкий. За рубежом никто не ждет — там многие рынки заняты и никто не хочет толкаться.
— Китайцев тоже никто не ждал, но они протолкались…
— Я думаю, что они протолкались в первую очередь за счет нас.
— Мы ушли, они пришли?
— Мы потеряли собственный рынок, они пришли на наш рынок. Они повторили то, что было у нас: мы с 1965 до 1985 года создали громадную химическую промышленность, а они это сделали с 1995-го по 2005-й. Всё!
Если сегодня Китай лишить российского рынка, они упадут. Сегодня многие наши химические предприятия выживают за счет импорта из Китайской Народной Республики. До определенного времени, когда не было серьезных санкций, мы завозили химическую продукцию из Европы, Америки. И всегда импорт превышал экспорт. Ненамного, но превышал. Мы об этом говорили, шумели, и, конечно, я думаю, это привело к тому, что президент по итогам совещания в Тобольске в конце 2020 года дал задание Минпромторгу и Минэнерго развивать малотоннажную и среднетоннажную химию. Согласно поручению президента, к 2025 году уровень выпуска малотоннажной и среднетоннажной химии должен быть повышен на 30 процентов относительно 2020 года. А к 2030 году — на 70 процентов. По данным Минпромторга, процентов 18 роста у нас уже есть.
Что будет
— На ваш взгляд, поставленные цели достаточны? Они выведут нашу химическую промышленность на тот уровень, когда нам не придется зависеть от поставок по импорту?
— Есть отрасли, для которых нам желательно все делать самим, чтобы никакие санкции не могли нам помешать. Это оборонная промышленность, медицина и то, что связано с продовольственной безопасностью.
— То есть выходить на полное самообеспечение не надо?
— Не надо. Если мне нужно всего 50 килограммов какой-то продукции, то производить столько — вы извините — себестоимость будет зашкаливать. Конечно, если это нужно для обороны, то да, надо выпускать, но государство тогда должно доплачивать производителю хотя бы до уровня себестоимости выпускаемой продукции.
Речи о запрете импорта не должно идти и близко. А если мы говорим о малотоннажной химии, мы должны делать то, что мы можем, умеем и должны сделать. А 50 килограммов можно купить в Китае или в Америке, где угодно… Невыгодно делать самим, если на рынке цена сто долларов, а у нас себестоимость производства — пятьсот, потому что мощность этого производства маленькая.
— Почему мы не можем делать много за сто долларов и продавать по всему миру? Почему мы все время говорим, что наш рынок маленький, себестоимость большая и надо покупать не внешних рынках? Давайте делать много и продавать всем!
— Вы повторяете мои слова. Я тоже иногда так говорю, но я говорю со злости…
— И я!..
— Что нам нужно, чтобы делать самим? Берем лист бумаги и пишем… (Щелкает ручкой и пишет.) Есть технология? Мы говорим: нет. Есть оборудование? Мы говорим: нет. Что для этого надо? Пять лет, чтобы разработать технологию, подключив Академию наук, и так далее и так далее… А продукт нужен сегодня!
— Но он и завтра будет нужен. И почему бы не начать разрабатывать технологию и оборудование уже сейчас? И через пять лет начать делать свое и продавать на весь мир?
— Согласен. Во многих случаях так, может, и будет. Но не сегодня. Почему? Потому что сегодня мы по некоторым продуктам просто не можем конкурировать с Китаем. Для такой работы нужны свободные средства и серьезный запас прочности, а им обладают единицы. Мне говорят: понимаете, Виктор Петрович, там продукт дешевле, а наш — дороже. Я говорю: ничего страшного. Ничего страшного, сегодня делайте так, получайте качество и перебивайте китайцев. И некоторые наши предприятия следуют этим советам. К примеру, в Тобольске открыли линии и продукты теперь прилично дешевле, чем в Китае. Есть такое, есть. И будет.
— То есть вы считаете, что все идет нормально, постепенно и никакой условный план ГОЭЛРО в химической промышленности не нужен?
— План ГОЭЛРО, конечно, не помешал бы. Хотя бы с той точки зрения, что следует все грамотно систематизировать. Лет пять назад были разработаны хорошие стратегии. Но видите, как жизнь повернулась… Все быстро и непредсказуемо меняется. Понимаете? И с другой стороны, нам нужно менять не только подходы к развитию химической промышленности, нам надо еще менять мышление многих наших производителей. Когда в 2022 году началась специальная военная операция и обрубили поставки по импорту, все забегали: давайте, помогайте с отечественным сырьем, оборудованием, расходными материалами.
Но ведь когда после развала химической промышленности, в первую очередь малотоннажной химии, в начале 2000-х потребители ее продуктов начали оживать, они не стали вкладываться в развитие химической промышленности, а поехали и купили то, что им было нужно, за границей. А когда им там все перекрыли, мы говорим: ребят, давайте — вот на таком-то предприятии можно организовать производство отбеливателей, например, для бумаги. Вы тоже вкладывайтесь…
— Это вы про потребителей?
— Конечно. В советские времена, когда нужно было что-то срочно сделать, другие промышленные отрасли всегда приходили на помощь, вкладывались в химические производства, строили предприятия.
А сейчас — что вы думаете — прошло три месяца, и как-то все рассосалось. Я спрашиваю: мы же договаривались вот это сделать и это, а вы куда пропали? А коллеги побежали опять по всему миру рыскать и искать сырье, вместо того чтобы заниматься здесь, в своей стране. Нашли в Китае, в Иране, в Азии. И успокоились.
Слава богу, сегодня у нас есть главное преимущество: собственное углеводородное сырье. У нас в моменте совсем другое отношение — внимательное и чуткое — к химической промышленности правительства и Минпромторга. В кои-то веки у нас даже заместитель министра появился, настоящий химик. До этого нас, химическую промышленность, курировал кто угодно, но не химики.
Часто говорят: давайте заниматься химией. Давайте. А с чего начнем? А давайте создадим установку по производству аммиака.
— Свою, безлицензионную?
— Безлицензионную. Вот как Китай делает. Купил и передрал спокойно. Наши дергались-дергались… Не можем!
А в советское время мы построили 35 установок. Собственных! У нас был Государственный институт азотной промышленности, где работало около десяти тысяч человек, которые занимались всем, начиная с аммиака и заканчивая водородом и космосом. Сегодня там осталось человек пятьсот, и ему уже многое не по плечу. А кто сегодня построит, кто сделает колонну, компрессор и так далее? Не стало в России химического машиностроения. Нет теперь такого слова! А ведь это системная ошибка.
В советское время было Министерство химического машиностроения. Работало больше сотни предприятий, которые занимались только химическим оборудованием. Хотя проблемы были. Химики всегда страдали из-за оборудования: нам надо, а оборудования нет. И сейчас нас это будет тормозить. По малотоннажке не так сильно, а по крупным проектам очень серьезно. Вопросами химического машиностроения нужно было заниматься еще вчера, а не откладывать их до лучших времен. Иначе эти времена вообще рискуют не наступить.
Президент дал поручение развивать химическое производство в городе Усолье-Сибирское. Когда-то там было предприятие, которое производило каустическую соду, правда, по ртутной технологии, и теперь надо площадку реабилитировать, эпихлоргидрин, из которого делали эпоксидные смолы, и так далее. Сегодня комбинат — банкрот. И проект восстановления производства требует многомиллиардных затрат. Занимаемся. Но кто нам сделает оборудование? Сейчас надо искать, кто будет делать.
И таких проектов много, около десятка.
Хорошо работает в этом плане «Сибур». Они уже решили очень многие проблемы.
— Решили, да. Но на тот же Амурский газохимический комплекс, который «Сибур» строит, он заказывает оборудование в Китае, а не в России. Хотя есть российская компания, которая его делает, она подает заявку на конкурс, но выбирают китайцев. Почему так?
— Я не в курсе этого вопроса, но предположительно могу сказать. «Сибур» строит газохимический комплекс вместе с китайцами. Вы это знаете. Значит, что-то там не устроило… Это нормально.
— И как же мы тогда разовьем наше химическое машиностроение, если наши компании не дают им заказы, а ищут оборудование за границей?
— Тоже вопрос есть в этом. Но только я не знаю: к кому бежать за химическим оборудованием? Теперь не к кому. Кроме Китая.
— Есть предприятия. «Криогенмаш», например.
— «Криогенмаш»? Хорошее предприятие было. Они, кажется, работали вместе с ГИАПом (Научно-исследовательский и проектный институт азотной промышленности и продуктов органического синтеза. — «Эксперт»). Еще по советскому периоду помню. Не знаю, что от них осталось, правда, но если работать по таким делам, как водород, то, конечно, «Криогенмаш» — это солидное предприятие.
— «Криогенмаш» — это то, что мне сходу вспомнилось. Есть и еще. Просто, как представляется, политика того же Минпромторга должна состоять в том, чтобы у российских предприятий были преференции. Или нет?
— Опять вы меня уводите в сторону от экономики. Сегодня рыночная экономика. Вы же не купите товар с лейблом «Россия», если рядом стоят с лейблом «Бельгия» или «Китай» и они дешевле и лучше.
Если я умею что-то делать лучше всех в мире, я должен это делать. Если не умею — должен стремиться учиться у сильнейших и потом делать. Понимаете? А когда это стремление дойдет до апогея, я не знаю.
— Так, может быть, стоит поддержать тех, кто стремится?
— А вы думаете, не поддерживают? Больше всех в Фонде развития промышленности проектов, связанных с химией. За прошлый год около сорока. Если говорить о выделении денег на научные разработки, то здесь около шести миллиардов. Поддержка идет. И идет дотация проектов, которые уже внедрены.
Мы впервые — в советское время этого не было — делаем все полимеры. Это достижение за последние десять лет. По всем видам полимеров. Хотя нам потребители говорят: отдельные марки вы не делаете. Но, значит, их время еще не пришло. Ведь когда у меня мощность сто тысяч тонн, а мне говорят, там надо двести тонн… Всегда будут нюансы — цена, качество. Но это нормально, рабочие моменты.
— По поводу цены. Я общался с предпринимателем, который хотел купить полиэтилен для выпуска продукции из него. И разговаривал, соответственно, с производителем полиэтилена. И тот его спрашивает: а какая у вас будет маржа при продаже своей продукции, — имея в виду, что если у этого предпринимателя будет высокая маржа, то и цену на полиэтилен ему установят повыше. Разве это правильно — продавать сырье по более высокой цене, потому что кто-то на нем, видите ли, много заработает?
— Секунду, секунду. Он, значит, имеет прибыль на моем сырье в 30–40 процентов, а я работаю за пять процентов?!
— Вы приходите в магазин, там лежит хлеб. У вас зарплата, условно, сто тысяч, а у меня десять. Вам продают булку хлеба за сто рублей, а мне за десять. Это справедливо?
— Я за десять куплю тоже.
— Как вы купите, если вам не продают? Предпринимателю, о котором я рассказал, не продают за десять, ему говорят: за сто покупай, у тебя же высокая маржа.
— Пусть найдет, где можно купить дешевле.
— Так он и найдет. Он так и сказал: я за границей куплю, мне дешевле выйдет даже с учетом логистики. Но проблема в том, что с такой политикой крупных производителей мы не разовьем внутренних потребителей продуктов химической промышленности.
— Проблема есть. Но несмотря на все это, мы закрыли потребности в базовых полимерах. Слава богу, решили две задачи: на триста процентов закрылись по удобрениям и на сто — по полимерам, каучукам, шинам… А то, о чем вы говорите, это будет. Вот вам пример. Есть запрос на хороший объем поставок двуокиси титана. Мы говорим: надо такое-то количество двуокиси титана. Сейчас заработал «Крымский титан», поставляет. Все сложилось. А мне говорят: Виктор Петрович, а Китай дешевле продает. Начинаем смотреть, оказывается, у Китая покупают по одной цене, на таможне проводят по другой цене и вообще по другим кодам. Спекуляции будут всегда, как и недобросовестные игроки рынка. И не надо на это внимания обращать.
Если мы хотим, чтобы малотоннажная химия выросла на 70 процентов к 2030 году, надо вкладываться в науку, поддерживать ее всеми возможным способами. Вы правильно говорите: есть такие вещи, которые стыдно нам самим не делать, потому что у нас есть углеводородное сырье. Вот мы должны этот фактор использовать на сто процентов.
— «Газпром» в этом году на 100–120 миллиардов кубометров меньше газа добудет, потому что нет экспорта в Европу, а сами мы такой объем газа переработать не можем. Углеводородное сырье как бы есть — и его как бы нет.
— С точки зрения морали и этики вы правы. С рыночной точки зрения не очень.
Мы помним, как все ратовали за то, что рынок открыт, зачем нам что-то делать. Я помню, как Гайдар говорил, что мы все купим. Это все оттуда пришло. И сегодня, когда мы начинаем это ломать, это очень трудно ломать.
И иногда я категорически против, чтобы мы рассматривали возможность все продукты, около тысячи наименований, делать в России. Это невозможно сейчас. И не нужно это делать сейчас. Ну пройдет еще год, пять, десять лет, но все равно мы вернемся к международной кооперации, никуда мы не денемся. Еще раз говорю: мы должны на сто процентов закрыть все то, что касается оборонной промышленности, здоровья людей и сельского хозяйства. Все остальное мы должны смотреть — выгодно это сегодня делать или нет.
Я помню, хороший разговор у меня был с BASF. Я спрашиваю: сколько продуктов делаете? Мне говорят: больше двухсот. И что, все прибыльные? В основном да, отвечают, но каждый год пять-десять продуктов убыточные. Я говорю: а зачем же вы их делаете? А мне: как только мы их не будем делать, этот рынок займет кто-то другой.
У нас в советское время было так. Вот предприятие в Новомосковске. Все думают, что оно выпускало только удобрения, аммиак и метанол. Нет, оно выпускало и изоцианаты, и другие продукты, которые всегда были убыточные, потому что мощности были небольшие. Но за счет других продуктов у предприятия была всегда прибыль. Но это было государственное управление, ни вправо ни влево: убыточно — не убыточно, обязаны сделать.
— У BASF же нет государственного управления, но они делают убыточные для себя продукты. Вы, Виктор Петрович, сами себе противоречите. Вы говорите, что нужно только на экономику опираться, а оказывается, нет. То есть с дальним прицелом мы должны сегодня делать то, что будет убыточным.
— С удовольствием. И надо делать. Только кто это будет делать? Назовите мне хоть одно предприятие. Вы сейчас скажете: они же не государственные. Я вам привел пример государственного предприятия…
— Так BASF не государственное предприятие.
— Да, но BASF сегодня — это компания, которая выпускает продукции ровно столько, сколько вся Россия.
— BASF — компания, которая покупала у нас сырье. И которая развивалась за счет этого и развилась до того, что выпускает продукции больше, чем вся Россия.
— Мы не развили BASF. Если вы были на BASF, то видели, что перед заводоуправлением стоит колонна. Такая кривая (показывает рукой), вот так покосилась. Это первая колонна производства аммиака из угля.
Так что история BASF уходит туда, где мы с вами в России еще не знали, что такое аммиак. Поэтому сегодня можно говорить, что нужно и что не нужно делать, но я считаю, что должна быть определенная стратегия, четкое понимание должно быть, что мы можем сделать сегодня, четкое понимание, сколько мы должны вложить в технологию, четкое понимание, что мы должны сделать с химическим машиностроением.
— У нас этого сейчас нет?
— У нас это есть, я еще раз говорю, у нас это есть. Я же вам сказал, что стратегия разработана и мы ее выполняем, но идут коррективы постоянные, это же не догма. Коррективы вносят не только сами предприятия, но и жизнь. Разве мы когда-то думали, что произойдет в 2022 году?
Мы развили отрасль минеральных удобрений за счет построения новых мощностей.
А кто сегодня сделает запасное оборудование для них? Все на импортном оборудовании! А возьмите Тобольск. Тоже импортное оборудование. А завтра, что случись, кто сделает оборудование для них? Этим надо заниматься сейчас. И занимаются уже добрые и порядочные люди.
В пятницу здесь допоздна сидели, приезжали представители двух заводов из Нижнего Новгорода и Дзержинска, предлагали свои услуги по производству оборудования.
Но опять же, все предлагают только отдельные виды оборудования, а нужна комплектная поставка. Мы и раньше могли до 50 процентов оборудования для установок делать сами. Но иностранные компании говорили: нет, вы покупайте все у нас, в комплекте, а если ставите часть оборудования своего, то мы гарантию не дадим.
И покупали у них. Деньги были. Они и сейчас есть, но купить уже нельзя.
Поэтому правильно делает Минпромторг, что корректирует стратегию. И уже обозначено даже, что это будет мегапроект по развитию химической промышленности. Я думаю, что в этом году он появится.
— Новая стратегия появится? Предыдущая была принята в 2016 году…
— Стратегия не догма. По многим моментам я вообще даже не верил в нее. Потому что можно, конечно, опросить предприятия, спросить, что они планируют на пятилетку, и все скажут: да, вот это сделаем. А потом окажется, что они расхотели это делать. Почему? А потому, что, когда они вникнут в проблемы, окажется, что нет технологии, оборудования и вообще это не очень выгодно и рынок тяжелый. То есть иногда мы идем по пути собирания хотелок так называемых. Поэтому та стратегия не всегда была реалистична.
— А «хотелки» предприятий или государства?
— Государство как раз собирает данные от предприятий.
— То есть с его стороны их нет. А мне представляется, что должны были бы быть.
— Вы правы. Но если со стороны государства есть «хотелка», то оно должно и участвовать в ее реализации. Одна из причин того, что у нас нет некоторых производств, в том, что четко не прописано государственно-частное партнерство. Если вы приходите ко мне и говорите: я государство, и я хочу сделать, предположим, изоцианаты, которые на слуху у всех. Я говорю: а сколько готовы дать? Ну, 15 процентов дадим. Тогда я начинаю думать и смотреть. Мы говорим, что малотоннажную химию надо развивать, но прежде надо развить крупнотоннажную.
— Так вроде развили. Или мало?
— Конечно. Я вам назову изоцианаты, эпоксидные смолы, которые мы ввозим. А эпоксидные смолы — это самолеты, вертолеты и так далее. А эпоксидки у нас нет. Вот когда построим в Усолье-Сибирском завод для производства эпихлоргидрина, то по этой же цепочке начнем работать над выпуском эпоксидных смол. На полученной базе будут рождаться малые предприятия по малотоннажной химии.
Таких предприятий нужно много. Вот я, будучи студентом, красил белую рубашку в черный цвет, потому что черное было в моде. В тазике, анилиновым красителем. Но сейчас у нас нет даже производства анилина. И мы сейчас решаем вместе с Минпромторгом, на какой базе строить производство анилина.
— Кто строить будет?
— Частные инвесторы. Есть люди, которые готовы вложить. Но не на всю мощность, а до 30 процентов от объема инвестиций, потому что они импортируют 30 тысяч тонн анилина.
— А остальное кто? Государство?
— Я думаю, государство вообще никак не вложится. А инвесторы имеются.
— И сколько будут выпускать?
— Пятьдесят тысяч тонн для начала.
— И это насколько закроет нашу потребность в анилине?
— Полностью. Хотя я бы делал 100 тысяч тонн. С прицелом на экспорт.
— Производство 50 тысяч тонн будет рентабельно?
— Минимально. На минимум до пяти процентов рентабельности они выйдут. А если будет 100 тысяч тонн, то рентабельность будет 10–15 процентов. На установке и на 50, и на 100 тысяч тонн один аппаратчик нужен, слесарь, начальник и так далее.
Чем сердце успокоится
— Я некоторое время назад разговаривал с Ильей Воротынцевым, ректором РХТУ, и он рассказывал, что мы закупаем монохлоруксусной кислоты семь тонн для производства каких-то продуктов. (См. «Нужно больше заводов», «Эксперт» № 48 за 2022 год.) И делать ее в таком количестве экономически невыгодно. Но при этом закупаем продуктов, сделанных на основе этой кислоты, столько, что если бы мы их производили сами, то для этого нам нужно было бы выпускать 40 тысяч тонн монохлоруксусной кислоты. И производство такого ее количества было бы рентабельным. Много у нас таких примеров, когда можно было бы организовать производство каких-то химических веществ для использования их при выпуске продукции следующих переделов?
— Очень много. Но все это непросто. Надо создать какой-то продукт. Хорошо. Но для этого надо сделать еще десять видов продукции.
Вот мы говорим о монохлоруксусной кислоте. А уксусной кислоты хватит для нее? Значит, надо добавить в линейку уксусную кислоту. А где делается уксусная кислота? Только в одном месте — в Невинномысске, Ставропольский край. И как по логистике сложится ее доставка до Усолья-Сибирского в Иркутской области? А может, легче купить в Китае, который рядом?
— Опять в Китае купить…
— Я к примеру, мы же в рыночной экономике живем…
— Санкции показали, что нет.
— Мы все одинаковые: покупаем там, где выгоднее, где дешевле. Вы можете человеку что угодно впихивать в голову, что он должен быть сознательным, патриотом и так далее и тому подобное.
— Я разговаривал с предприятиями, которые покупают станки. «Мы покупаем немецкие станки, потому что они лучше и дешевле, чем российские», — говорят они. Иду к производителям станков. Они говорят: «Конечно, в Германии предприятия получают кредит под два процента, а мы под двадцать, в Германии есть поддержка экспорта со стороны правительства». Рассказы про рынок, они, сдается, немного лукавые, потому что страны поддерживают своих производителей.
— Ну правильно все. Но мы в такой ситуации оказались. И как бы мы ни хотели, получилось так, как получилось.
Опять же, государство делает громаднейшие послабления: специальные инвестиционные контракты, Фонд развития промышленности… Но мы говорим: маленький фонд, давайте раз в двадцать увеличим его. И Владимир Владимирович говорит: да, я согласен, где там Силуанов? Сколько можно добавить в этом году? Два миллиарда. Это слезы! И так далее, и так далее, и так далее. Еще в прошлом году можно было деньги под четыре-пять процентов взять, а сегодня, когда ключевая ставка поднялась до 13 процентов, что делать?
— Виктор Петрович, как вы оцениваете перспективу микрофлюидной технологии в химии? (Подробнее о микрофлюидных технологиях см. «Зачем России микрофлюидика», «Эксперт» № 39 за этот год.)
— Проводником этой технологии у нас выступает Михаил Сутягинский, основатель ГК «Титан». С помощью этой технологии можно получить очень многие продукты. И дешевле. Но пока это все на уровне пропаганды и агитации. Вкладываться в нее нужно предприятиям. 99,9 процента химической промышленности России в частных руках. Выгодно — будут делать, если государство поможет деньгами, будут делать, а в убыток себе работать не будут.
Микрофлюидная технология — это технология сама по себе. А если мы говорим о какой-то продукции, то под ее выпуск нужно разработать конкретную микрофлюидную технологию и под нее еще создать оборудование.
— Эта технология больше подходит для малотоннажной химии?
— Да. Недавно один коллега поднял вопрос о микротоннажной химии. Что это такое? Какого-то продукта нужно всего одну тонну. Я говорю: можно купить. Но можно и попробовать делать продукты на базе научных подразделений Академии наук и высших учебных заведений.
И сегодня Академия наук уже опросила свои институты, и они дали названия продуктов, которые они могут сделать. Сейчас прорабатывается — вопрос уперся в финансирование, — чтобы наши институты разработали технологии.
Второе: лет пять-шесть назад у меня была идея, поддержанная президентом, создать на базе РХТУ опытный центр развития химической промышленности, где можно было бы отрабатывать те или иные технологии. Это претворилось в жизнь так называемой Долиной Менделеева, где можно сделать опытно-промышленные установки и отработать ту или иную продукцию.
Еще одна идея: есть ряд технологий, которые можно использовать в одной установке попеременно. То есть сегодня ты выпускаешь один продукт, завтра — другой, послезавтра — третий. И тогда ты не будешь убыточным.
— Малотоннажная химия — это выгодное дело?
— Конечно.
— А почему крупные компании типа «Сибура» туда не идут?
— Я же уже начинал об этом говорить…
— Вы сказали, что они считают и говорят, что невыгодно...
— Выгодно — это теория. Из одной тонны нефти, скажем, можно сделать 20 переделов. Первый передел тонны нефти будет стоить, условно, сто долларов, а на выходе — тысячу долларов, когда из нее будут получены прогрессивные синтетические нити, из которых можно изготовить, к примеру, качественные женские колготки и многое, многое другое. Но это значит, что вы как предприниматель должны взять эту нефть, ее переработать, пройти по всей цепочке и в каждом звене нарастить мощность до такой степени, чтобы это было выгодно.
— Но кто-то же прошел по всей цепочке и производит.
— На примере «Куйбышевазота» можно показать вот то самое движение по цепочке от сырья до готовой продукции. На этом предприятии производится сырье в виде высококачественного капролактама, а из него вырабатываются технические волокна и нити, пригодные для изготовления технических тканей и домашнего текстиля. В свою очередь, есть и яркий пример ОЭЗ «Алабуга», где налажено производство волокон и нитей специального назначения. По-прежнему в приоритете запуск отечественных производств самых прогрессивных полиэфирных волокон и нитей, начиная с сырья в виде ПЭТФ текстильного назначения до получения волокон и нитей и изделий из них в самом широком ассортименте.
Конечно, в малотоннажной химии мы можем получить громаднейший прирост, ощутимый даже на уровне ВВП. Сейчас все силы брошены на развитие малой и среднетоннажной химии. Но для этого мы должны иметь хорошие технологии. Многие советские уже потеряны безвозвратно. У нас было несколько десятков институтов, которые занимались их разработкой. Сейчас таких НИИ — ноль!
Нет ни одного проектного института, который решился бы на сколько-нибудь возможный в текущих условиях крупный проект. Оборудования тоже нет. Поэтому идем через пеньколоду, где-то что-то выхватываем и что-то делаем. Потихонечку начинаем восстанавливать и наращивать мощности. И начинаем убеждать, что наше не хуже.
По технологиям некоторые как делают: нанимают людей из-за рубежа, приезжают один-два человека, индусы, получают десять тысяч долларов в месяц, за два-три месяца вытаскивают технологию, и все, до свидания. И на это идут, чтобы только нарастить мощности.
Сегодня красители, которые делает тамбовский «Пигмент», на мировом уровне. Мы и не думали, что это возможно.
— Разработали технологию?
— Технология была наша, ее только довели до ума.
— Как я вас понял, есть довольно много продуктов, технологии производства которых у нас были и есть. Просто мы их не производим.
— Есть, но если мы начнем к ним возвращаться, то увидим, что мир-то уже ушел далеко вперед давно. То, что было в свое время в Советском Союзе, давным-давно устарело. Если сегодня начинать по той технологии работать, то ничего хорошего мы не получим. Поэтому речь идет о том, что надо не только пытаться возобновить технологию, которая была, а обновить ее. Многие продукты, сделанные по старым технологиям, Росприроднадзор просто не пропустит. Нельзя же возвращаться и делать дуст по старой технологии, который отравлял все вокруг. Я сейчас купил дуст, а он без запаха. Дуст — и без запаха! Время идет, все меняется.
— По поводу разработки технологий. Есть конкурс «Промтех», всероссийский. Его цель — восстановление и совершенствование производственных цепочек в химической промышленности.
— Да, это идея руководителей Владимирского химического завода — объявить конкурс на проекты в области химии и потом на своей площадке какие-то из них реализовать. На конкурс прислали более 300 всевозможных проектов. Из них отобрали 50 и отдали нам на экспертизу, чтобы мы оценили, какие из них могут в дальнейшем пойти в реальное производство. Я считаю, что это блестящая идея. Думаю, они на этом не остановятся. Это, знаете, японский метод, когда японцы скупали патенты, часть у себя внедряли, а потом перепродавали. Теперь мы должны отобрать и предложить эти проекты нашим предприятиям. Все подряд же нельзя, если кто-то специализируется на химии реактивов, а мы подсунем полимерную тематику, будет совсем неправильно.
Виктор Иванов — советский и российский государственный деятель, кандидат технических наук, почетный профессор РХТУ им. Д. И. Менделеева, заслуженный химик России, президент Российского союза химиков.
В 1967 г. окончил Томский политехнический институт им. С. М. Кирова, специальность — инженер-химик-технолог.
В 1985 г. окончил Академию народного хозяйства при Совете Министров СССР.
Трудовую деятельность начал на Сибирском химическом комбинате (Минсредмаш, Томская область).
С 1971 г. прошел путь от начальника цеха до генерального директора ПО «Титан» (сейчас — «Крымский титан»).
В 1988–1992 гг. — заместитель министра химической промышленности СССР.
В 1992–1996 гг. — председатель Комитета по химической и нефтехимической промышленности РФ.
В 1996–1998 гг. — заместитель министра промышленности РФ.
В 1997 г. основал отраслевое некоммерческое объединение «Российский союз химиков», который под его руководством превратился в крупнейшее отраслевое объединение. РСХ объединяет более 350 предприятий и организаций, научных учреждений, на которых трудятся свыше 1,5 млн человек, вырабатывается более 70% продукции химического комплекса страны.
Участвовал в разработке Стратегии развития химического и нефтехимического комплекса РФ на период до 2030 года. В настоящее время активно участвует в ее реализации и корректировке с учетом необходимости ускоренного развития производств мало- и среднетоннажной химии, химических волокон специального назначения, программы импортозамещения.
В марте 2022 г. возглавил созданный по его личной инициативе оперативный штаб Союза химиков по антикризисным мерам, организовал системный мониторинг ситуации, что позволяет своевременно выявлять сдерживающие факторы и принимать совместно с Минпромторгом России и другими федеральными органами власти оперативные решения по противодействию санкциям США и ЕС.
Виктор Иванов имеет государственные и ведомственные награды. В том числе: 1972 г. — медаль «За трудовую доблесть»; 1981 г. — орден Трудового Красного Знамени; 1993 г. — звание «Заслуженный химик Российской Федерации»; 2017 г. — медаль В. В. Бахирева.
За многолетнюю трудовую деятельность и значительный личный вклад в развитие химической промышленности Российской Федерации в 2023 г. награжден орденом Дружбы.
Фото: Олег Сердечников
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl