Эшелоны возмездия
За первые полгода войны из европейской части СССР было перевезено на юг и на восток полторы тысячи крупных промышленных предприятий и свыше десяти миллионов гражданского населения. Они были не просто перемещены, но в кратчайшие сроки встали на трудовую вахту — ковать оружие Победы. Это была беспрецедентная в истории логистическая и организационная операция, потребовавшая нечеловеческого напряжения сил и огромного мужества
«Повесть о том, как целые предприятия и миллионы людей были вывезены на восток, как эти предприятия были в кратчайший срок и в неслыханно трудных условиях восстановлены и как им удалось в огромной степени увеличить производство в течение 1942 года — это прежде всего повесть о невероятной человеческой стойкости», — писал английский публицист Александр Верт, всю Вторую мировую войну проработавший в Советском Союзе в качестве корреспондента «Би-би-си» и газеты The Sunday Times.
В середине лета 1941 года нескончаемые людские и транспортные потоки двинулись в глубь страны с прифронтовых территорий. Катастрофа первых недель войны потребовала беспрецедентной мобилизации — на кону стояли жизни миллионов людей и вся национальная экономика.
Под оккупацией оказались районы страны с довоенным населением в 80 млн человек (это 40% общей численности населения СССР). К концу 1941 года страна потеряла треть ВВП и все-таки выстояла: план молниеносной войны Германии против СССР был сорван, предстояло тяжелейшее противоборство на истощение.
Тысячи мирных жителей спешно покидали свои дома и отправлялись на восток страны, где их необходимо было принять, найти им крышу над головой, обеспечить работой и питанием, организовать обучение детей, предоставить минимальную медицинскую помощь, в то время как рабочие, надрываясь, днем и ночью под постоянными бомбардировками должны были в кратчайшие сроки сворачивать заводы и перемещаться вместе с ними на новые места — иногда совершенно неподготовленные, едва ли не в чистое поле, где тут же начиналась стремительная «сборка» оборудования и массовое производство всего, что требовал пылающий фронт.
За первые пять месяцев войны СССР потерял половину промышленного выпуска. Начиная с декабря 1041 г. эвакуированная промышленность начала наращивать выпуск
Ни килограмма хлеба, ни литра горючего
Уже через три дня после начала массированного наступления противника стало очевидно, что тотальное отступление Красной Армии неизбежно. Трагические, едва ли не катастрофические последствия начала войны поставили под угрозу оккупации более 30 тыс. стратегически важных заводов и предприятий, среди которых были и важнейшие для военной отрасли: 37 заводов черной металлургии, 749 заводов тяжелого и среднего машиностроения, 169 заводов сельскохозяйственного, химического, деревообрабатывающего и бумагоделательного машиностроения, 1135 шахт, свыше трех тысяч нефтяных скважин. Тогда перед руководством страны с предельной остротой встал вопрос не только о том, как воевать, но и чем: несмотря на отчаянное сопротивление частей Красной Армии, с каждым днем всё новые и новые территории — с инфраструктурой, людьми, развитым хозяйством — переходили под контроль противника.
Урон, нанесенный советской экономике только за 1941 год, был колоссален. Вот лишь некоторые цифры. Протяженность железнодорожных путей, оккупированных противником к ноябрю 1941 года, составляла 44,2 тыс. километров — это 41% длины всех железнодорожных линий Советского Союза. Суммарная производственная мощность по добыче каменного угля сократилась с 241 млн тонн на начало 1941 года до 152 млн тонн в ноябре того же года; первичная обработка нефти снизилась с 33 млн тонн до 9 млн, выплавка стали — с 22,6 млн тонн до 13,4 млн. Особенно сильный ущерб был нанесен оборонной промышленности — эти объекты постоянно подвергались прицельной и массированной бомбардировке, а стремительно развернувшийся на сотни километров театр военных действий значительно снизил производительность многих важнейших предприятий и заводов. В целом, как замечает в своей книге об экономике СССР в годы войны последний советский премьер Николай Рыжков, «в 1941 году вследствие понесенных потерь основные производственные фонды по стране сократились на 28% по сравнению с довоенным уровнем». Если бы не начавшаяся в июле 1941 года масштабная переброска людей и оборудования в восточные регионы страны — в Поволжье, на Урал, в Западную Сибирь, Казахстан, Среднюю Азию, экономические потери для Советского Союза были бы фатальными.
Двадцать четвертого июня постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «для руководства эвакуацией населения, учреждений, военных и иных грузов, оборудования предприятий и других ценностей» при СНК был создан Совет по эвакуации. Его первым руководителем был назначен нарком путей сообщения Лазарь Каганович.
«Тогда считалось, — писал в своих мемуарах тогдашний председатель комитета продовольственно-вещевого снабжения РККА Анастас Микоян, — что Наркомат путей сообщения должен играть главную роль в вопросах эвакуации. Объем же эвакуации из-за ухудшения военной обстановки расширялся. Все подряд эвакуировать было невозможно. Не хватало ни времени, ни транспорта. Уже к началу июля 1941 года стало ясно, что Каганович не может обеспечить четкую и оперативную работу Совета по эвакуации».
У растерявшегося наркома не получилось организовать нормальную эвакуацию ни из Белоруссии, ни из Прибалтики. Немцы стремительно наступали в полосе группы армий «Центр», бомбя пути отступления РККА. Войска теряли управление, предприятия — руководство. Третьего июля главой совета был назначен секретарь ВЦСПС Николай Шверник. Его заместителем стал 37-летний Алексей Косыгин, осуществлявший основной контроль за вывозом оборудования и ценностей с территорий, которым угрожал враг. В состав Совета по эвакуации также был введен Анастас Микоян.
Впоследствии вся работа по транспортировке людей, промышленного оборудования, продовольствия и материальных и культурных ценностей курировалась Государственным комитетом обороны, ЦК ВКП(б), СНК СССР и Советом по эвакуации. Кроме того, к эвакуации военной промышленности были привлечены Госплан СССР и Наркомат обороны СССР.
В постановлении ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О порядке вывоза и размещения людских контингентов» от 27 июня 1941 года были определены первоочередные объекты для эвакуации. Согласно этому документу, в первую очередь на восток должны были отправляться квалифицированные кадры рабочих и служащих, старики, женщины и молодежь, промышленное оборудование, станки, цветные металлы, хлеб. Через несколько дней поступил приказ, предписывавший по возможности спасать все имеющиеся материальные ценности на территориях, оставляемых Красной Армией, и уничтожать то, что забрать с собой было уже невозможно. «Угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего», — говорилось в приказе.
Двадцать седьмого июня было принято решение и о немедленном «вывозе из Ленинграда ценностей и картин ленинградского Эрмитажа, Русского и других музеев», а также о «вывозе из Москвы государственных запасов драгоценных металлов, драгоценных камней, Алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля».
По большинству видов стратегической продукции советская промышленность с 1943 г. начала наращивать производство
Спасительные магистрали
Вскоре по всей стране — почти в каждом городе и поселке — была развернута сеть эвакуационных пунктов. Каждому эвакуированному выдавалось особое удостоверение, по которому можно было получить продукты питания; здесь же организовывались столовые, душевые, санпропускники, формировались эшелоны с людьми, которые затем отправлялись по назначению.
К эвакуации был привлечен весь имеющийся в стране грузовой транспорт, который усиленно охранялся. До наступления морозов массовые эвакуационные маршруты проходили по рекам. Нескончаемой вереницей беженцы двигались и пешком — по сельским дорогам. Конечно, главная тяжесть транспортировки промышленных сил выпала на железные дороги (около 80% суммарного грузооборота за все время войны). К концу июня 1941-го были уточнены данные обо всем наличном вагонном парке и продумано плановое и наиболее целесообразное его использование. Для того чтобы организовать бесперебойное движение груженых эшелонов, в Наркомате путей сообщения была создана специальная оперативная группа, которая обеспечивала реализацию решений Совета по эвакуации. В частности, она вела учет погруженных вагонов, обеспечивала их своевременную подачу, контролировала продвижение и разгрузку; по всему пути следования для каждого эшелона готовили сменные паровозы и уголь, а для людей — питание. Кроме того, необходимо было постоянно и быстро восстанавливать железнодорожные пути из-за регулярных бомбардировок и диверсий. Всего за годы войны с территорий, которые находились под угрозой оккупации, было отправлено около полутора миллионов вагонов с людьми и грузом.
СССР провел в начальный период Великой Отечественной войны беспрецедентную в истории операцию по переброске промышленности на Урал, В Сибирь и Среднюю Азию
Сберечь от врага
Особенно тщательно продумывалась система демонтажа промышленных объектов. Надо сказать, что условия для сворачивания заводов часто были тяжелейшими: постоянно не хватало рабочей силы и грузоподъемной техники; работать приходилось под огнем противника; иногда производство до последнего продолжало выпускать продукцию для фронта, а затем в сжатые до предела сроки сворачивалось и буквально последним поездом прорывалось из кольца немецких подразделений.
Чтобы представить себе, насколько сложно было перевезти огромный завод с одного места на другое, приведем фрагмент из дневника Семена Гинзбурга (в 1941 году — нарком по делам строительства), которому Сталин велел лично возглавить транспортировку броневых станков из Ленинграда и Мариуполя на Урал: «За два месяца… необходимо было разработать и выдать строителям рабочие чертежи, демонтировать оборудование действующего бандажного стана в Нижнем Тагиле и отгрузить его для использования на другом предприятии. Одновременно демонтировать прокатный стан Кировского завода, доставить его в Нижний Тагил, смонтировать с частичной модернизацией на вновь возводимых фундаментах и ввести в действие. В то же время нужно было построить вспомогательные сооружения, необходимые для нормальной работы стана: нагревательные печи и печи для обжига металла, усилить конструкции зданий, установить краны, проложить многие километры внутрицеховой и межцеховой коммуникации…» Все это, заключает с нескрываемым удивлением Гинзбург, рабочим удалось выполнить в установленные сроки.
Историк Георгий Куманев пишет, что «одним из основных правил, которые постоянно стремились соблюдать местные органы во время демонтажа и перемещения предприятий, было сохранение комплектности оборудования. Эшелоны с ценным оборудованием формировались так, чтобы каждый из них мог на новом месте быстро развернуться в самостоятельное предприятие и выпускать необходимую фронту и стране продукцию». Ввиду того, что большинство предприятий представляли собой машиностроительные заводы, функционирующие в системе разветвленной кооперации, крайне важно было не только скоординировать их комплексную отправку на новое место, но и, уже по прибытии в глубокий тыл, быстро синхронизировать ввод в эксплуатацию. Задачи эти за немыслимо короткие сроки в целом решить удалось: к концу 1941 года на новых местах действовали уже многие заводы и фабрики. В различных тыловых районах было размещено 122 предприятия Наркомата авиапромышленности, 43 — Наркомата танковой промышленности, 71 — Наркомата вооружения, 96 — Наркомата боеприпасов, 80 — Наркомата минометного вооружения, 199 — Наркомата черной металлургии, 91 — Наркомата химической промышленности, 45 — Наркомата цветной металлургии.
До конца 1941 г. из европейской части СССР на юг и восток было эвакуировано 1523 крупных промышленных предприятия и более 10 млн человек
Цена неверной доктрины
Было бы неверно изображать эвакуацию идеальной операцией, проведенной без сучка, без задоринки. Хаоса, несогласованности и потерь, с учетом масштаба проекта, тоже хватало. Сказалось и то, что эшелонированных эвакопланов до войны создано не было. Имеющиеся планы исходили из доктрины совсем другой войны, наступательной и победоносной, предполагавшей быстрый разгром врага на его территории. Работавший в начале войны на посту заместителя наркома путей сообщения Николай Дубровин признавался в своих воспоминаниях: «Конкретными, заблаговременно разработанными эвакуационными планами на случай неблагоприятного хода военных действий мы не располагали». Более того, если обратиться к постановлению СНК СССР от 1 июля 1938 года «Об утверждении положения об эвакуации и о порядке разработки эвакопланов», то становится ясно, что от создания эвакуационных планов отказались сознательно: «большие политические и промышленные центры и пункты оперативного значения, находящиеся в приграничной полосе или в районах боевых действий, не должны эвакуироваться в том понимании, что из них вывозится все», поскольку «они должны быть неприступной крепостью для противника и служить моральной опорой для наших войск».
Дубровин вспоминает, что в первые военные дни была даже предпринята отчаянная попытка разыскать в архивах и библиотеках Москвы хоть какие-то сведения об эвакуации во время Первой мировой войны (которая, надо сказать, удачно начавшись в 1915 году, к 1916 году провалилась). Никаких сведений найти так и не удалось. Так что эвакуацию в 1941-м пришлось разворачивать практически с нуля, на ходу обкатывая эвакуационные механизмы. Как следствие, нередкими были и срывы.
Так, первые эшелоны с беженцами, прибывавшие на Урал, были оснащены кое-как. «Случалось, что в открытых полувагонах или на платформах ехали люди, — вспоминал тогдашний первый секретарь Челябинского обкома ВКП(б) Николай Патоличев. — Хорошо, если был брезент, которым можно было прикрыться от дождя. Иногда и этого не было. Здесь же станки или материалы, кое-что из вещей эвакуированных». Случались перебои и в снабжении продуктами питания; в пути следования нередки были случаи потери родных и близких; на местах часто не было возможности оказать оперативную медицинскую помощь; огромной проблемой, с которой, к сожалению, не везде удавалось справиться своевременно, стало обеспечение беженцев крышей над головой, теплой одеждой, необходимой медицинской помощью. Иногда ценный груз без должного планирования направляли в районы, близкие к фронту, и как только советские войска начинали отступление, их приходилось повторно отправлять в другие районы; случалось, что целые вагоны с боеприпасами и вооружением, предназначенными для армии, по ошибке отправлялись в глубокий тыл. Поезда постоянно простаивали на станциях по несколько суток, а то и недель из-за отсутствия нормальной координации между службами железной дороги. Движение поездов уплотнялось и из-за недостатка двухпутных линий в стране (всего 29,5% от всей эксплуатационной сети). «Когда потянулись в октябре эти заводы в эвакуацию, поезда шли трамвайным порядком — в хвост друг другу, — вспоминает машинист А. И. Жаринов. — На одном блок-участке по два эшелона. Тащишься как улитка, а впереди, метрах в двух-трех от твоего локомотива, мерцают огни последнего вагона идущего впереди поезда».
В первые недели войны население, а часто и заводские рабочие с недоумением и недоверием встречали призывы к немедленной эвакуации. Нередкими были случаи прямого саботажа, когда рабочие отказывались выполнять команду демонтировать производство, обвиняя начальство в дезертирстве. «Ленинградцы, несмотря на разъяснение опасности положения, не допускали мысли о возможности подхода врага к стенам их города и не стремились эвакуироваться из него», — пишет исследователь Иван Ковалев.
Были и локальные сложности, связанные с региональной спецификой. Так, наименее успешно прошла эвакуация в западных регионах страны, где немецко-фашистские войска продвигались стремительно, а командование не сумело своевременно наладить быстрое и качественное взаимодействие с местными органами власти. В итоге по Брест-Литовской железной дороге удалось отправить в срок только половину составов. Огромные потери были и при эвакуации производственных сил из Украинской ССР и Крыма. Тяжелой была ситуация и во время эвакуации из Москвы в середине октября 1941 года: немцы подступали к городу все ближе, в столице нарастали панические настроения, а поток беженцев усиливался — их постоянно нужно было отводить в сторону от города, чтобы не допустить в Москве хаоса. «Спрессованная масса течет по Садовому кольцу к трем вокзалам с утра до ночи непрерывно. А там — куда глаза глядят… под бомбежки, в другие города, в чистое поле, на тот свет… Где-то стреляют, где-то грабят склады и магазины, где-то жгут партийные документы, над асфальтом вихрятся обгорелые клочки бумаги, падает черный снег. Где-то минируют улицы, чтобы взорвать столицу», — так вспоминала обстановку в столице москвичка Наталья Семпер.
В чрезвычайно сложных условиях проходила эвакуация людей и промышленности из Ленинграда. После того как немцы овладели Псковом и прорвались к реке Луга, работа Ленинградского узла резко осложнилась: железнодорожные пути оказались перегружены потоком эшелонов из Прибалтики и со станций Карельского перешейка. По сути, операция по эвакуации началась в июне и была прервана уже в конце августа, когда противник перерезал последнюю железную дорогу; 8 сентября 1941 года кольцо блокады вокруг Северной столицы сомкнулось окончательно. За этот период из города удалось вывезти лишь 773 590 жителей и несколько десятков крупных предприятий.
Сдюжили
Критический момент в переводе советской хозяйственной машины на военные рельсы пришелся на конец 1941 года. «В ноябре и декабре народное хозяйство не получило из Донецкого и Подмосковного бассейнов ни одной тонны угля. В это время стояли все металлургические комбинаты юга. Выпуск стального проката — хлеба военной промышленности в декабре 1941 года по сравнению с июнем уменьшился в 3,1 раза, — приводит драматические факты в своей работе “Экономическая история России: XX век” замечательный отечественный экономист Рэм Белоусов. — Ноябрь — самая низкая точка на этой опасной кривой. Именно в этот момент благодаря невиданному напряжению всех сил и воли российский народ сотворил чудо — перешагнул через невозможное, и военное производство стало расти».
Уже в октябре 1942 года «объем валовой продукции военной промышленности и машиностроения превысил более чем вдвое показатели 1941 года и в полтора раза — уровень 1940 года, — замечает Николай Рыжков. — Удельный вес военной продукции в общем объеме валовой продукции промышленности повысился с 26% в 1940 году до 68%». Советская экономика окончательно вошла в мобилизационный режим работы. К ноябрю 1942 года наша армия получила значительный перевес перед силами Германии и ее союзников по количеству всех основных видов вооружения (см. таблицу).
Маршал Георгий Жуков, понимавший, чего стоили каждый доставленный с востока страны снаряд и каждый пущенный в бой танк, как-то заметил, что великий «исход» промышленности и людей в 1941–1942 годах по своему значению оказался равным «величайшим битвам Второй мировой войны».
В 1942 г. военная промышленность СССР во многом благодаря успешной эвакуации обеспечила значительный рост производства основных видов вооружений
Источники: Белоусов Р. А. Экономическая история России: XX век. — М., 2004. Вознесенский Н. А. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. — М., 1947. Куманев Г. А. Война и эвакуация в СССР. 1941–1942 годы // Новая и новейшая история. — 2006. — № 6. Потемкина М. Н. Эвакуация в годы Великой Отечественной войны на Урале: люди и судьбы. — Магнитогорск, 2002. Рыжков Н. И. Великая Отечественная: битва экономик и оружие Победы. — М., 2011. Редакция «Эксперта» благодарит коллектив Лаборатории регионального анализа географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова и ее руководителя Марию Горячко, Татьяну Михайлову (РАНХиГС) и Юрия Якутина (ИД «Экономическая газета») за содействие в сборе и подготовке материалов для этой статьи.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl