1001 вопрос про это
Не техника надевания презерватива на банан, а целый курс науки о теле — писательница Маша Рупасова рассказывает, каким должно быть сексуальное образование в школах и почему это жизненно необходимо.
В третьем классе на мою одноклассницу напал странный дядя. Нажал в лифте на «стоп». Лифт встал между этажами. «Что он сделал?» — «Он… непечатное, непечатное».
Нам было по девять-десять лет, и мы, конечно, были щедро информированы о том, что взрослые люди занимаются жуткими непечатными гадостями. И за упоминание этих гадостей можно было получить от бабушки по губам.
Однокласснице повезло: соседка вызвала лифт. Дядя сбежал. Соседка нахмурилась, посоветовала растрепанной девочке быть осмотрительнее. А то мало ли.
«А маме ты сказала?» — допытывались мы, уже догадываясь об ответе. Конечно, не сказала. А как сказать, как? Какими словами? Теми стыдными и запретными словами, за которые наказывают? И потом — ведь родители предупреждали не заходить в лифт с незнакомыми. Значит — сама и виновата? Вот такие причины для молчания были у детей моего поколения. Ну, мы и молчали.
Это был не единичный случай нападения на моих детских знакомых, и, насколько мне известно, к родителям не обратился никто. Мы просто не знали, как сказать. Тема половой неприкосновенности детей находилась в какой-то серой зоне. Эта зона была неописываемой. Для нее не было слов. Это была зона немоты и умолчаний.
С тех пор прошло тридцать пять лет. А мы все еще ведем споры о том, нужно ли в школе сексуальное просвещение. Как мама мальчика, как учитель и детский писатель я считаю сексуальное образование необходимым.
И у меня немало оппонентов, считающих, что сексуальное просвещение — аморально и вредно. Тлетворно. В какой-то степени нас подводит перевод. То, что на английском языке звучит как body science или sexual health education, на русском называется «сексуальное образование». Не наука о теле, не наука о сохранении здоровья половой сферы, а какое-то обучение сексу с первого класса — разве нормальный родитель подпишется на такую дикость?
Любого взрослого совершенно закономерно пугает слово «сексуальный» применительно к детям. Сразу хочется напугать в ответ так, чтобы раз и навсегда обеспечить ребенку половую неприкосновенность. Чтобы никто и подумать в его сторону не мог. Никогда.
Я такая же. Мысль о том, что моему ребенку могут причинить вред, превращает меня в соляной столб. Но очевидно, что бытовая магия — не использовать слово «секс» в одном предложении со словом «ребенок» — не спасает от насилия и растления. А что спасает?
Я задалась этим вопросом лет пять назад и пошла навстречу своим кошмарам. Для начала я провела несколько, мягко скажем, страшных дней на форуме педофилов. Это русскоязычный форум, он замечательно существует в открытом доступе. Там делятся опытом совращения детей чьи-то отцы, дяди, мужья, отчимы, соседи и дедушки.
Так вот — знаете, на что жалуются эти прекрасные люди? На сексуальное образование. На то, что детей в садах и школах «накручивают», внушают им, что есть интимные части тела, к которым никто не может прикасаться.
Далее я изучила мировую статистику по сексуализированному насилию над детьми. Почитала исследования, посвященные проблеме педофилии. Узнала, что в подавляющем большинстве случаев детей совращают люди из ближнего круга — и нет, вычислить этих мужчин невозможно. В массе своей это приятные семейные люди. И они не идиоты. Им важно не вызывать подозрений. Я вас понимаю, мне тоже тошно от этой мысли.