Золото Альбертины
Их ждали давно. Первый официальный визит главных апостолов австрийского модернизма Густава Климта и Эгона Шиле в Москву значит нечто большее, чем просто очередная выставка. Это эпохальное событие, знаменующее собой приобщение российской публики к одному из самых ярких явлений в истории мирового искусства. Об этом и многом другом интервью с директором венского музея Альбертина доктором Клаусом Альбрехтом Шредером.
До сих пор непонятно, почему эпоха венского сецессиона прошла мимо российских музеев и частных коллекций. Наверное, потому что не нашлось в начале ХХ века наших Щукиных и Морозовых. Все взоры русского просвещенного купечества были тогда устремлены в Париж. Тогда казалось, что любителям художественной новизны и смелых эскапад в Вене делать было нечего. На продвинутый российский вкус столица Австро-Венгерской империи виделась провинциальной копией чопорного, холодного и застегнутого на все пуговицы Петербурга. Чем-то эти города до сих пор похожи: имперской выправкой проспектов, парадными просторами площадей, изнеженными изгибами и затейливым декором сохранившихся фасадов в стиле ар-нуво. И все же они очень разные, Петербург и Вена. Да и австрийский модерн, он тоже особенный.
У его финала имеется точная дата – 1918 год. Четыре смерти подряд, словно четыре выстрела по команде «пли». Вначале уйдет Отто Вагнер (1841–1918), главный архитектор Вены. За ним последует Густав Климт (1862–1918), отец югендстиля, портретист всех богатых и знаменитых. Очень скоро к нему присоединится и тот, кто долгое время считался его учеником, а потом стал оппонентом, гениальный Эгон Шиле (1890–1918). А завершит мартиролог Коломан Мозер (1868–1918), изумительный рисовальщик и дизайнер, придумавший венский стиль, от кофейных сервизов до узоров на обоях. Такой вот выдался страшный год для австрийской культуры, придавивший своей могильной плитой надежды, мечты и планы целого поколения.
Но в веселой Вене любят праздновать даже печальные даты. Природного оптимизма и жизненной энергии этого города хватает не только на вальсы Штрауса, но и на трагические симфонии Малера. Например, весь прошлый 2016 год в австрийской столице прошел под знаком столетней годовщины смерти императора Франца-Иосифа. Следующий год обещает стать чередой торжеств, выставок, премьер и презентаций, окрашенных печальной датой. И как ни странно, стартует этот траурный марафон в москве, в ГМИИ им. Пушкина, где в октябре открывается первая в России большая выставка Густава Климта и Эгона Шиле.
Сегодня картины Климта в окладах из настоящего золота – главные иконы европейского модернизма. К ним ходят на поклон, выстраиваясь в благоговейные очереди по всему миру. Стоят они несусветных денег. многие из них стали предметом судебных баталий. Достаточно вспомнить драматическую историю «Золотой Адели», из-за которой музейщикам пришлось вести войну с наследниками бывших владельцев. В результате войну эту австрийцы проиграли, и «Адель» благополучно переехала в Новый Свет в Нью-Йоркскую галерею косметического магната Рональда Лаудера. По этой истории был снят голливудский фильм «Женщина в золотом» с Хелен Миррен в главной роли.
Не менее драматично разворачивалась история с другим известным полотном – портретом Валли Нойзель, написанным Эгоном Шиле в 1913 году. Еще в начале 1950-х эту картину приобрел на аукционе для своего будущего музея профессор Рудольф Леопольд. Страстный поклонник Шиле и неутомимый пропагандист его творчества, он и представить себе не мог, что окажется втянут спустя двадцать лет в судебные разбирательства, вынудившие его повторно выложить сумму с множеством нулей, чтобы Валли осталась на родине.
Великие венские художники как будто нарочно провоцируют скандалы, войны, соперничество. И вот уже легендарный президент ГМИИ им. Пушкина Ирина Антонова летит в Нью-Йорк. Она хочет лично договориться с Рональдом Лаудером о том, чтобы привезти в Россию картины Климта из его собрания на «Декабрьские вечера». И практически одновременно директор того же ГМИИ Марина Лошак спешит в Вену, чтобы отобрать для осенней выставки лучшие рисунки Климта и Шиле. Уважаемых музейных дам можно понять, а их рвение – только приветствовать.
Сейчас великие венцы – последний писк музейной моды. Любимый десерт главных художественных пиршеств последнего времени. От агрессии и мрака современного искусства все, похоже, успели утомиться. Классика – извечное plate de jour. Остаются венские звезды, которые, конечно, тоже давно признанная классика, но без налета музейной пыли, а в ореоле сенсации, скандальных запретов и судебных санкций. Публику это всегда возбуждает. К тому же эротика Климта и особенно Шиле даже на сегодняшний вкус выглядит провокационно.
Как она будет смотреться в сегодняшней Москве? Не нарвутся ли кураторы на распространенные ныне в нашем отечестве обвинения в непристойности и оскорблении нравственных устоев? Тем более что речь идет не о частной галерее, а о прославленном столичном музее, носящем имя «нашего всего».
Своими сомнениями мы не стали делиться с доктором Клаусом Альбрехтом Шредером, директором венской Альбертины, где хранится лучшее мировое собрание рисунков и акварелей Шиле. Он и без нас хорошо осведомлен об общественных настроениях и последних тенденциях в культурной жизни России. Восторгов они у него не вызывают, но и паники тоже: у музейных людей с таким стажем и опытом, как правило, крепкие нервы и хорошо натренированные реакции. Он знает, как добиваться своего. Внешне Шредер больше похож на чемпиона по бейсболу, чем на музейного работника: рост под два метра, спортивная фигура, блондинистая шевелюра. Мы проходим в просторный кабинет, где царит идеальный порядок, а в имперских окнах виден величественный фасад дворца Хофбург. После обычного обмена любезностями первый вопрос.