Россия закрепощенная
Экономика крепостного права глазами Тургенева
«Хорь и Калиныч» Ивана Тургенева можно назвать одним из первых произведений русской литературы, показывающим внутренний мир крестьянства. Рассказ мог бы послужить и яркой иллюстрацией экономической модели системы принуждения, на которой держалось крепостное право, считает научный сотрудник Университета Питсбурга и выпускник РЭШ Дмитрий Кофанов.
Это совместный блог N + 1 и Российской экономической школы. В предыдущих циклах мы писали о нобелевских лауреатах по экономике и разбирались в терминах институциональной теории. В новой мини-серии мы посмотрим на экономические теории в литературных произведениях — в предыдущих блогах мы писали о последствиях войн за ресурсы в романе «Дюна» и реальном мире, сходстве Хлестакова и банкиров США, а также о связи импульсивности и финансов у героев Стефана Цвейга.
Ограничение свободы, граничившее с рабством, жестокость и неэффективность крепостного права, которое веками сдерживало развитие России, не оставляют места для поиска положительных сторон этого института. Его целью было принудительное изъятие части продукта, произведенного крестьянами. К труду принуждали как помещики, так и государство, которое разыскивало и наказывало беглецов и бунтовщиков, коих было немало. Но мог ли этот институт держаться исключительно на грубой силе?
Модель Тургенева
В рассказе «Хорь и Калиныч» из тургеневских «Записок охотника» фигурирует скрытный и предприимчивый крепостной крестьянин Хорь. По-видимому, он накопил достаточно денег, чтобы купить себе и семье свободу, но не пользуется этой возможностью. Хорь понимает, что его нынешнее положение предсказуемо («<...> я своего барина знаю и оброк свой знаю... барин у нас хороший»), а вот воля чревата рисками. Сейчас он «торгует помаленьку маслишком да дегтишком» и делится с барином, но получится ли выдержать конкуренцию с богатыми купцами в статусе свободного крестьянина, когда нужно будет опираться только на собственные силы, и какому новому начальству придется подчиниться? Кто будет отстаивать его интересы перед лицом бюрократии или в суде? Крепостное состояние незавидно (и Тургенев был его яростным врагом), но даже для тех, кто имел возможность легально выйти из него, реальные альтернативы могли быть слишком неопределенными и, следовательно, непривлекательными.
Рассказ показывает, что крепостные, тем более сидевшие на оброке — то есть несшие денежную или натуральную, но не трудовую повинность, — пользовались гораздо большей свободой действий, чем принято думать. И порой пользовались весьма успешно. В книге историка Трейси Деннисон приводится множество примеров, как крепостные регулярно занимались торговлей и инвестировали в землю и постройки, приносившие им доход. Знаменитый Савва Морозов, основатель бизнес-династии, выкупился из крепостной зависимости, когда ему было за пятьдесят. К тому моменту он уже был успешным предпринимателем и заплатил за себя и сыновей колоссальную сумму — 17 тысяч рублей ассигнациями1.
1Эта сумма равнялась 65 годовым заработкам фабричного рабочего или 100 выплатам деревенского батрака в Московской губернии, где жили Морозовы. В пересчете на современные московские зарплаты это многие десятки миллионов рублей.
Хотя до 1848 года («Хорь и Калиныч» был опубликован годом ранее) крепостные официально не могли покупать землю на свое имя, такие сделки все же случались. Их заключали от имени помещика, который мог предоставлять письменные гарантии невмешательства в сделку и отказа от прав собственности. Это не обеспечивало крестьянам полной защиты от экспроприации их собственности — в конечном счете, они сами находились в юрисдикции помещика и не могли отстаивать свои права и интересы в независимом суде. Именно такое несчастье произошло с крепостным Акимом, владельцем постоялого двора в одноименной повести Тургенева: барыня продает двор, построенный Акимом на участке земли и некогда купленный им на ее имя, вероломному заезжему мещанину. Согласие крепостного не требуется, поскольку земля и все стоящее на ней принадлежат помещице, которая даже не видит нужды в том, чтобы лично объясниться с бывшим «собственником». И все же даже такие риски не могли совершенно