Досье / Что нам хочет сказать наше бессознательное / Контекст
«Другой» внутри нас: попытки понимания
Задолго до Фрейда философы предполагали, что некая часть нашей психической жизни проявляется в эмоциях, поведении и действиях, но недоступна сознанию. Бессознательное и сегодня остается тайной, с которой каждый обходится по-своему.
Наши отдаленные предки приписывали душевные процессы воздействию высших сил. Древние греки, впадая в неконтролируемый гнев или панику, чувствуя страстную любовь или неудержимое желание, объясняли свое состояние «одержимостью богами». Примерно до VIII века до н.э. люди были просто неспособны осознавать себя в привычном для нас смысле, полагает американский психолог, исследователь истории сознания Джулиан Джейнс (Julian Jaynes). Они считали все свои внезапные внутренние побуждения результатом божественного вмешательства. Такого рода объяснения («Господь направил» или «черт попутал») можно услышать, кстати, и по сей день. Представление о некоем обитающем в нас индивидуальном божестве, «даймоне» (собственно, от этого греческого слова происходит «демон»), который, как внутренний голос, побуждает к тем или иным поступкам, присутствует и у философа Сократа. Однако сократовский «даймон» индивидуален и неотделим от личности. Так был сделан первый шаг к современному пониманию бессознательного.
Темные бездны
Постепенно источником неосознаваемых порывов стали называть человеческую душу. «В нашей душе происходят события, которых мы не осознаем непосредственным образом», – заметил древнеримский врач Гален1. Ближе к нашему времени, в XVII веке, на представления о бессознательном повлияло картезианство – учение французского философа Рене Декарта. Он отождествлял сознательное и психическое, так что мир оказался разрублен на две части: с одной стороны, лишенная сознания материя, наше тело, с другой – обитающий в нем дух. Декарт возвел в принцип сомнение во всем, и лишь одно не вызывало у него сомнений: собственное сознание («я мыслю, следовательно, я существую»). Следующий шаг уже в XVII веке сделал немецкий философ и математик Готфрид Лейбниц. Для него бессознательное выступает как низшая форма душевной жизни, которая лежит за пределами того, что мы осознаем. Зоны осознаваемого он уподобляет «островам, поднимающимся из океана темных перцепций»2. Однако вплоть до конца XIX века было распространено мнение, что эта форма душевной жизни имеет отношение главным образом к душевнобольным или истерикам, гримасничающим в больницах подобно бесноватым. У здорового человека в ту эпоху никаких темных бездн не предполагалось. «Преобладающее общественное мнение по-прежнему исходит из того, чтобы считать понятия «психическое» и «сознательное» равнозначными», – писал немецкий философ Эдуард фон Гартман в «Философии бессознательного»3. После выхода его труда термин «бессознательное» стал популярным. Так в нашу устойчивую картину мира, в основе которой по-прежнему лежит декартовский дуализм тела и духа, вписался демон фрейдовского «бессознательного».
Личность внутри личности
В поисках причин душевных расстройств Фрейд обратился к тому, что «вытеснено в бессознательное». Конечно, для него «бессознательное» состояло не только из вытесненного. Однако вытесненному он уделяет особое внимание, рассматривая бессознательное как хранилище непозволительных желаний, причем не всяких, а инцестуозных желаний ребенка. В нас срабатывают импульсы, которых наше сознание не может вынести, отклоняя их или даже не допуская их до себя (что, собственно, и есть «вытеснение» во фрейдовском смысле). Они утаиваются от сознания, однако остаются в живых, продолжая роптать внутри нас, и ищут способы выйти на свет. Продолжительный конфликт между ними и сознательным «Я», которое выстраивает против них многочисленные защиты, делает нас больными.