Позитивные измененияМать и дитя

Развиваем позитивно

Опыт внедрения новой концепции профилактики детского и подросткового неблагополучия

Сосредоточиться на сильных сторонах подростков и молодежи, их потенциале и способностях, а не на нивелировании последствий трудного поведения — так звучит основная идея позитивного развития молодежи. Эта концепция стала набирать популярность в мире в 1990-х годах. В России тоже есть примеры некоммерческих организаций, разделяющих и применяющих на практике принципы данного подхода. В чем заключаются особенности этой концепции, и как ее использование помогает в профилактике детского и подросткового неблагополучия, рассказывает эксперт Благотворительного детского фонда «Виктория»¹.

1. Статья создана в рамках благотворительного проекта БДФ «Виктория» «Быть рядом», направленного на повышение компетенций специалистов, оказывающих поддержку молодым людям с опытом сиротства. Проект реализуется при финансовой поддержке Благотворительного фонда «СиЭсЭс».

Актуальность

Начиная с 2010-х годов в Российской Федерации все больше обращают внимание на необходимость развивать потенциал подростков и молодежи. Стратегия развития молодежной политики на период до 2030 года адресована всем гражданам РФ в возрасте от 14 до 35 лет включительно. Одна из целей стратегии — под держка молодых людей в стремлении к саморазвитию, благоустройству страны, преображению будущего.

Задачи активного вовлечения молодежи в гражданскую жизнь, профессиональное и личностное саморазвитие стоят перед разработчиками социальных политик по всему миру. Например, Европейская молодежная политика до 2027 года включает в себя такие цели, как равенство для всех молодых людей, инклюзия, конструктивный диалог, психическое здоровье и благополучие, расширение возможностей для молодых людей, проживающих в сельской местности и малых городах, качественная занятость и обучение для всех молодых, участие молодежи в гражданской и политической жизни, продвижение добровольческих и молодежных организаций. При этом отдельной сложностью является вовлечение в активную жизнь молодых людей, взрослеющих в трудных жизненных ситуациях.

Известно, что молодые люди, находящиеся в трудных жизненных ситуациях, переживают свой подростковый период и молодость как время борьбы с разного рода сложностями (Arnett, 2015), как время выхода на часто враждебный к молодежи рынок труда (Edin & Kefalas, 2005; Furstenberg, 2010). Ряд качественных исследований (Hendry & Kloep, 2010; Silva, 2016; Arnett, 2015) показывает, что подростки, имевшие трудный детский опыт, часто чувствуют себя взрослыми раньше, чем их сверстники, потому что им приходится брать на себя серьезные обязанности в раннем возрасте.

По данным Росстата за 2023 год, в РФ около 25% всех детей и подростков живут за чертой бедности, около 2% имеют опыт сиротства, а у порядка 7,5% детей есть ограниченные возможности здоровья. Примерно 3,5% всех детей и подростков, начиная с 2022 года, оказались непосредственно затронуты военными действиями². Поэтому значительная часть молодых людей в России имеет относительно низкие стартовые возможности для реализации своего потенциала.

2. Федеральная служба государственной статистики РФ. (2023). Бюллетень «Социально-экономические индикаторы бедности». РОССТАТ. Режим доступа: https://rosstat.gov.ru/compendium/document/13293. (дата доступа: 13.03.2024).

Современная социальная работа в России рассматривается как способ развития личности человека, реабилитации его субъектности. При этом практическая профилактическая работа с подростками и молодежью в тяжелых жизненных ситуациях часто сосредотачивается на выявлении дефицитов и их компенсации, и реже — на развитии сильных сторон личности (Жуков, 2022).

Современные теоретики социальной работы все больше говорят о необходимости пересмотреть подход к профилактике, перестать сосредотачиваться на дефицитах, а, напротив, уделить внимание работе с потенциалом развития каждого подростка и молодого взрослого в трудной жизненной ситуации, начать смотреть на клиентов не как на людей с ограничениями, а как на людей, обладающих неиспользованными ресурсами когнитивных, физических, эмоциональных, социальных и духовных способностей (Amodeo & Collins, 2007). Одним из таких подходов в решении вопросов детского и семейного неблагополучия является Концепция позитивного развития молодежи (Positive Youth Development, PYD), которая была разработана для интеграции молодых людей с трудным жизненным опытом в социальную жизнь и реализации их потенциала (Youngblade et al., 2007; Catalano et al., 2019).

Позитивное развитие молодежи

Позитивное развитие молодежи — экологичная модель личностного развития человека, которая учитывает не только внутриличностные факторы, но и социальную среду, а также роль межличностных отношений в формировании успеха. Основоположник этой модели Ури Бронфенбреннер (Bronfenbrenner & Morris, 2007) подчеркивает, что развитие не является исключительно внутренним процессом, а скорее результатом двунаправленных отношений между людьми и их изменяющимся окружением. Ученые, педагоги и психологи, развивающие модель позитивного развития молодежи, опираются на сложный и нелинейный характер развития человека в периоде подросткового возраста и становящейся взрослости и учитывают неотъемлемую связь между молодыми людьми, контекстами и сообществами, в которых они взрослеют.

При использовании подхода PYD специалисты фокусируются на том, что уже есть, на доступных социальных и психологических ресурсах каждого молодого человека, а не на его недостатках, занимаются долгосрочным развитием и планированием, а не решают за молодых людей их текущие проблемы (Amodeo & Collins, 2007).

В фокусе внимания помогающего специалиста — навыки взрослой жизни, которыми должны овладеть молодые люди, а также факторы, которыми должна обладать окружающая среда, чтобы способствовать процветанию молодежи.

Модель позитивного развития молодежи включает в себя пять типов навыков (Bowers et al., 2010):

• Компетентность (competence) — включается социальная, когнитивная, академическая и профессиональная компетентность;
• Уверенность (confidence) — уровень самоуважения и воспринимаемой самоэффективности в отношении себя как личности, а не в отношении каких-либо отдельных характеристик;
• Связи (connection) — как наличие положительной связи с людьми и социальными институтами;
• Характер (character) — уважение к социальным и культурным правилам и нормам, владение стандартами поведения, чувство морали и чувство целостности;
• Забота (caring) — чувство симпатии и эмпатии по отношению к другим людям.

Также модель позитивного развития молодежи включает в себя создание специальной развивающей и защитной среды для подростков и молодежи в трудных жизненных ситуациях. Компонентами такой среды (защитными факторами) являются (Youngblade et al., 2007):

• Поддержка семьи: программы позитивного развития молодежи должны вовлекать и поддерживать семью, поскольку она является важнейшим элементом защиты и руководства молодыми людьми;
• Заботливые взрослые: присутствие поддерживающих и заботливых взрослых в жизни молодых людей очень важно для их позитивного развития;
• Позитивные группы сверстников: программы должны быть направлены на вовлечение молодежи в позитивное взаимодействие со сверстниками и развитие поддерживающих отношений со сверстниками;
• Поддержка самооценки и чувства собственного достоинства: программы должны помогать молодым людям развить сильное чувство собственного достоинства и высокую самооценку, которые являются жизненно важными составляющими для их благополучия и успеха;
• Вовлеченность в школьную и общественную деятельность: поощрение молодежи к активному участию в школьных и общественных мероприятиях способствует их позитивному развитию;
• Возможности для развития лидерства и навыков: программы PYD должны предоставлять молодежи возможности для развития лидерских качеств под руководством заботливых взрослых;
• Физическая и психологическая защита и безопасность: создание безопасной и спокойной среды для молодых людей является основополагающим фактором их позитивного развития;
• Эмоциональная и моральная поддержка: программы должны оказывать эмоциональную и моральную поддержку молодым людям, помогая им справляться с трудностями, с которыми они сталкиваются;
• Возможности для принятия решений и управления: предоставление молодым людям возможности принимать решения, участвовать в управлении и брать на себя лидерские роли по мере взросления.

В комплексных PYD программах обычно сочетают образовательные, волонтёрские, творческие, спортивные и иные мероприятия для максимального раскрытия потенциала молодежи (Taylor et al., 2017; Ciocanel et al., 2017). Программы позитивного развития молодежи сосредотачиваются на сильных сторонах, талантах и интересах молодых людей вместо исправления их недостатков (Karakulak & Cüre-Acer, 2021; Lerner et al., 2005).

Элементы концепции позитивного развития молодежи могут быть интегрированы в любую программу. Единого и правильного способа реализации подхода PYD не существует (Waid & Uhrich, 2020).

Мариан Амодео и Мери Элизабет Коллинз так определяют основные качества программ, опирающихся на концепцию позитивного развития молодежи (Amodeo & Collins, 2007):

• Опора на сильные стороны. Акцент делается на ресурсах молодежи, а не на проблемах;
• Сотрудничество. Молодежь привлекается в качестве партнеров для планирования своего будущего;
• Сообщество. Много внимания к активности в сообществе, где живет и взрослеет молодежь, а также к высокой степени участия молодежи в работе общественных институтов;
• Формирование компетенций. Деятельность направлена на овладение широким спектром навыков;
• Связанность. Межличностные и социальные связи, а также связи с членами сообщества занимают центральное место;
• Идентичность. Ключевым аспектом всех процессов развития и деятельности является понимание молодежью своей идентичности, чувство принадлежности к предпочитаемым группам;
• Целостность. Уделяется внимание всем аспектам здорового личностного роста, таким как физический, социальный, моральный, эмоциональный и когнитивный;
• Устойчивость и долгосрочность. Упор делается на долгосрочное планирование, а не на краткосрочные решения;
• Нормализация. Молодых людей поощряют видеть себя похожими на других молодых людей в поведении и развитии;
• Просоциальность и проактивность. Поощряется здоровое просоциальное развитие;
• Универсальность. Мероприятия доступны для всех, а не ориентированы на молодых людей с проблемами.

Пример практического применения концепции PYD в работе БДФ «Виктория»

Благотворительный детский фонд «Виктория», чья миссия — сохранять, возвращать, создавать опору детям, находящимся в трудной жизненной ситуации, в своей работе опирается на концепцию «Позитивное развитие молодежи». Ее отдельные элементы используются организацией с 2017 года, а с 2020 года — в полном виде.

Один из значимых проектов фонда — «Дом выпускника», в рамках которого выпускники приёмных семей и интернатных учреждений Краснодарского края получают социальные, психологические, юридические и иные виды помощи, а также возможность временного проживания в социальной гостинице.

Специалисты по социальной работе, психологи и кураторы БДФ «Виктория» сочетают концепцию PYD с технологией «Работа со случаем» (Борзов, 2020). Основные шаги технологии представлены на Рисунке 1.

Благодаря такому синтезу можно следить за тремя типами процессов, происходящих одновременно.

Первый тип процессов. решение проблемы

В фокусе работы куратора случая находится решение проблемы молодого человека с опытом сиротства. Специалист вместе с клиентом переводит проблему в задачу или серию задач для совместной работы. Примером может стать восстановление в учебном заведении, поиск работы и закрепление на рабочем месте, решение жилищного вопроса, восстановление утраченных документов.

Помогающий специалист и клиент совместно составляют план действий, где отдельно выделены зоны ответственности и конкретные шаги, которые будет предпринимать сам клиент, и конкретные шаги, которые будет совершать помогающий специалист.

Второй тип процессов. Развитие компетенций клиента

Куратор случая рассматривает процесс решения проблемы как психолого-педагогическую возможность для развития навыков клиента: компетентности, уверенности, умения выстраивать связи, опираться на свои ценности, проявлять заботу по отношению к другим людям. Планируя реализацию плана действий, помогающий специалист и клиент стараются максимально задействовать сильные стороны для решения этих задач, а также ставить задачи в зоне ближайшего развития для каждого из этих навыков (Обухова, 2010).

Третий тип процессов. Развитие поддерживающей среды

БДФ «Виктория» прикладывает специальные усилия для создания поддерживающей среды на всей территории города Армавир, где реализуется проект «Дом выпускника». Фонд развивает программы поддержки приемных родителей (фактор — заботливые взрослые), оказывает содействие подростковым и молодежным проектам, направленным на развитие участия молодежи (факторы — возможность участия в решениях и управлении, лидерство), а также подростковым и молодежным волонтерским и спортивным проектам (факторы — лидерство, позитивные группы сверстников, вовлечение в общественную деятельность). Организует большое количество досуговых и поддерживающих мероприятий для разных возрастных групп (факторы — позитивные группы сверстников, эмоциональная поддержка), предоставляет безопасное жилье (фактор — физическая и психологическая защита).

В ходе проживания в социальной гостинице — центре «Дом выпускника» — у ребят формируются и укрепляются не только базовые навыки ведения домашнего хозяйства и личного бюджета, но и бережного отношения друг к другу, уважение, сплоченность, понимание «братского плеча», умение находить конструктивный выход из конфликтных ситуаций.

Специалисты, работающие в проекте, играют важную роль в помощи выпускникам в решении социальных, психологических и юридических проблем. Наличие необходимой профессиональной поддержки и опоры способствует укреплению индивидуальной сети социальных контактов, а также повышает уверенность в будущем.

Оценка эффективности психологических программ и тренингов с помощью психологических методик

Одна из задач проекта «Дом выпускника» — обеспечить психологическую помощь выпускникам в проработке прошлого травматичного опыта, повышении самооценки и готовности к самостоятельной жизни, эмоциональному и личностному развитию. Особое внимание уделяется тренингам жизнестойкости (Ордина, 2023). Для измерения результативности и эффективности работы в направлении психологической помощи молодым людям с опытом сиротства, использовались следующие методики:

1. Тест жизнестойкости (С. Мадди) в адаптации Д. А. Леонтьева и Е. И. Рассказовой.

2. Опросник способов совладания (Ways of Coping Questionnaire — WCQ), разработанный Р. Лазарусом и С. Фолкман в 1984 г. в адаптации Л. И. Вассермана.

3. Экспресс-диагностика уровня самооценки, разработанный Н. П. Фетискиным и В. В. Козловым.

4. Опросник «Исследование волевой саморегуляции», разработанный А. В. Зверьковым и Е. В. Эйдманом.

Выборка

Исследование проводилось в 2021-2022 учебном году. В тренингах жизнестойкости в рамках проекта «Дом выпускника» участвовали 27 подростков (предвыпускники и выпускники), из них 11 девушек (41%) и 16 юношей (59%) в возрасте от 14 до 20 лет (М = 16.3). Все они приняли участие в трехмесячных программах по развитию жизнестойкости. 27 человек — это 100% возрастной группы молодежи, на которую был направлен проект.

Методы анализа данных

Описательные статистики, дисперсионный анализ по t-критерию Стьюдента для зависимых выборок выполнены в программе Jamovi 2.4.11.

Результаты исследования

Изменение показателей жизнестойкости по результатам программ психологической помощи в проекте «Дом выпускника» (2021­2022)

Ключевыми показателями теста жизнестойкости являются:

1. Вовлечённость (commitment) — убеждённость человека в том, что вовлечённость в происходящее даёт максимальный шанс найти нечто стоящее и интересное для личности.

2. Контроль (control) — убеждённость человека в том, что борьба позволяет повлиять на результат происходящего, пусть даже это влияние не абсолютно и успех не гарантирован.

3. Принятие риска (challenge) — убеждённость человека в том, что все происходящее способствует его развитию за счёт знаний, извлекаемых из опыта, — неважно, позитивного или негативного.

4. Общий балл жизнестойкости — сумма баллов по трем шкалам. Описательные статистики показателей жизнестойкости представлены в Таблице 1. Данные распределены нормально, что позволяет использовать процедуру дисперсионного анализа для анализа эффективности тренинга. Т. к. данные собирались с помощью бумажных опросников и часть анкет не содержала ответов на все вопросы, в таблице можно увидеть разное число респондентов — от 24 до 27.

Результаты дисперсионного анализа. Результативность тренинга жизнестойкости

Для оценки результативности тренинга жизнестойкости был проведен дисперсионный анализ с помощью t-критерия Стьюдента для зависимых выборок. Результаты тестирования до программы и после программы показали значимое (,03 < p < ,008) улучшение по показателям вовлеченности, принятия риска и общему баллу жизнестойкости со средним размером эффекта (d-Коэна от 0,5 до 0,6). Однако не удалось выявить значимых улучшений по показателю контроля, поскольку изначальные баллы контроля были средние или высокие. Подробные результаты представлены в Таблице 2.

Мониторинг для оценки эффективности

Для оценки эффективности сотрудники проекта «Дом выпускника» осуществляют регулярный (ежемесячный) мониторинг реального уровня жизни выпускников по таким критериям как:

1. Социальное положение (образование, трудоустройство).

2. Средства к существованию (стипендия, заработная плата, сберегательная книжка, социальные выплаты).

3. Семейное положение (женат/холост/замужем/не замужем; состав семьи, психологический климат).

4. Законопослушность (правонарушения, алкоголизм, токсикомания и т. д.).

5. Жилищно-бытовые условия (состояние жилья, сохранность имущества, оплата коммунальных услуг).

6. Взаимоотношения с кровными родственниками.

7. Дополнительная информация (психологическая характеристика).

Также проводятся ежегодные качественные интервью с участниками проекта «Дом выпускника» для оценки его эффективности. В качестве примера приведем отзыв Леры, студентки Армавирского государственного педагогического университета:

«Когда я пришла в «Дом выпускника», в моей жизни произо шли большие изменения. До проекта у меня были только серые краски. Все было одно и то же: гулянки, долги финансовые и по учебе, проблемы с квартирой (задолженность по коммунальным платежам). Специалистам проекта я рассказала о своих проблемах, и мне помогли. Начали появляться яркие краски в жизни. Можно сказать, что я заново училась жить: распределять финансы, справляться с трудностями. Ушла боль, за ней и серость. Летом я начала работать, а потом поступила в универ, меня выбрали в студенческий совет, сейчас я активная участница жизни Армавирского государственного педагогического университета и проекта «Дом выпускника». Теперь у меня есть уверенность, что я со всем справлюсь».

Другие социальные результаты

В целом жизнь молодых людей-участников проекта «Дом выпускника» меняется, они стали более открытыми и смело говорят о своих трудностях, задают вопросы, проявляют инициативу в принятии важных решений всей группы (жизнь в социальной гостинице — центре «Дом выпускника», правила, порядок взаимодействия и др.). По результатам полуструктурированного интервью с 30 участниками проекта «Дом выпускника», проведенного психологами, 85% участников (25 человек) свободно говорят о будущем и строят планы на перспективу, самостоятельно решают вопросы по учебе, работе, медицинским потребностям. 25% выпускников (7 человек) получили средне-профессиональное образование, трое из них окончили колледж с красным дипломом. Одним из важных социальных результатов проекта является тот факт, что ребята поверили в себя, свои силы и возможности. 30% участников (9 человек) приняли решение после окончания техникумов и колледжей продолжить обучение и поступать в вузы Краснодарского края.

Важное событие произошло у 20% выпускников-участников проекта (6 человек), им были вручены ключи от собственных квартир. Юристы проекта помогли выпускникам своевременно получить жилье, в том числе в судебном порядке.

Таким образом, в ходе реализации проекта «Дом выпускника» были достигнуты значительные качественные результаты. Молодые люди, участвующие в тренингах и других мероприятиях проекта, повысили свой уровень жизнестойкости, развили навыки самостоятельности и ответственности, а также умение обращаться за помощью, слушать и слышать друг друга. Как показывают регулярные мониторинговые полуструктурированные интервью с участниками и сотрудниками проекта «Дом выпускника», возрастает количество активной молодежи, появляются проекты и занятия по инициативе самих ребят, например, они стали предлагать новые идеи для досуга и тем психологических встреч.

Заключение

Позитивное развитие молодежи — современный подход к реализации помощи молодым людям в тяжелых жизненных ситуациях, опирающийся одновременно на личностные ресурсы и ресурсы среды. На основании представленного опыта БДФ «Виктория», можно говорить о том, что с опорой на идеи позитивного развития молодежи возможно успешно реализовывать программы поддержки выпускников детских домов. Важно при этом отметить, что создаваемые эффекты, как показало представленное в материале исследование, могут быть измерены. Об эффективности использования данной концепции свидетельствуют результаты проведенного исследования — увеличение личностных ресурсов участников программы (например, жизнестойкости), рост личной активности участников проекта и другие.

Таким образом, позитивное развитие молодежи — рамка, которая позволяет эффективно планировать, реализовывать и оценивать эффективность программ развития личностного потенциала молодых людей в трудных жизненных ситуациях.

Список источников:

1. Борзов, С. (2020). Технология работы со случаем. 2. Вассерман, Л. И., Иовлев, Б. В., Исаева, Е. Р., Трифонова, Е. А., Щелкова, О. Ю. & Новожилова, М. Ю. (2009). Методика для психологической диагностики способов совладания со стрессовыми и проблемными для личности ситуациями. 3. Жуков, В. И. (2022). Технологии социальной работы. 4. Леонтьев, Д. А. & Рассказова, Е. И. (2006). Тест жизнестойкости. М.: Смысл. 5. Обухова, Л. Ф. (2010). Детская (возрастная) психология. 6. Ордина, З. А. (2023). Тренинги жизнестойкости, целеполагания, временных перспектив: руководство для ведущих. Режим доступа: https://victoriacf.ru/ wp-content/uploads/2023/04/treningi-zhiznestojkosti-czelepolaganiya-i-vremennyhperspektiv_2023.pdf. (дата доступа: 21.03.2024). 7. Сорокина, В. Ю. (2023). Социальная профилактика как технология социальной работы с подростками, склонными к девиантному поведению. Студент и наука (гуманитарный цикл) — 2023: материалы международной студенческой научно-практической конференции, Магнитогорск, 28–31 марта 2023 года, сс. 1387-1390. 8. Фетискин, Н. П., Козлов, В. В. & Мануйлов, Г. М. (2002). Социально-психологическая диагностика развития личности и малых групп. 9. Amodeo, M. & Collins, M. E. (2007). Using a Positive Youth Development Approach in Addressing Problem-Oriented Youth Behavior. Families in Society: The Journal of Contemporary Social Services, 88, 75-85. https://doi.org/10.1606/1044-3894.3594 10. Arnett, J. (2015). Does Emerging Adulthood Theory Apply Across Social Classes? National Data on a Persistent Question. Emerging Adulthood, 4(4), 227-235. https:// doi.org/10.1177/2167696815613000 11. Arnett, J. J. (2015). Identity development from adolescence to emerging adulthood: what we know and (especially) don’t know. In the Oxford handbook of identity development, pp. 53–64. https://doi.org/10.1093/oxfordhb/9780199936564.013.009 12. Bowers, E., Li, Y., Kiely, M., Brittian, A., Lerner, J. & Lerner, R. (2010). The Five Cs Model of Positive Youth Development: A Longitudinal Analysis of Confirmatory Factor Structure and Measurement Invariance. Journal of Youth and Adolescence, 39, 720– 735. https://doi.org/10.1007/s10964-010-9530-9 13. Bronfenbrenner, U. & Morris, P. A. (2007). The Bioecological Model of Human Development. Handbook of Child Psychology. https://doi. org/10.1002/9780470147658.CHPSY0114 14. Catalano, R. F., Skinner, M. L., Alvarado, G., Kapungu, C. & Petroni, S. (2019). Positive Youth Development Programs in Low- and Middle-Income Countries: A Conceptual Framework and Systematic Review of Efficacy. The Journal of Adolescent Health: Official Publication of the Society for Adolescent Medicine, 65(1), 15–31. https://doi. org/10.1016/j.jadohealth.2019.01.024 15. Ciocanel, O., Power, K., Eriksen, A. & Gillings, K. (2017). Effectiveness of Positive Youth Development Interventions: A Meta-Analysis of Randomized Controlled Trials. Journal of Youth and Adolescence, 46(3), 483–504. https://doi.org/10.1007/ s10964-016-0555-6 16. Edin, K. & Kefalas, M. (2005). Unmarried with Children. Contexts, 4(2), 16–22. https:// doi.org/10.1525/ctx.2005.4.2.16 17. Furstenberg, F. F. (2010). On a New Schedule: Transitions to Adulthood and Family Change. The Future of Children, 20(1), 67–87. https://doi.org/10.1353/foc.0.0038 18. Hendry, L. B. & Kloep, M. (2010). How universal is emerging adulthood? An empirical example. Journal of Youth Studies, 13(2), 169–179. https://doi. org/10.1080/13676260903295067 19. Karakulak, A., & Cüre-Acer, S. (2021). Book Review: Handbook of Positive Youth Development: Advancing the Next Generation of Research, Policy, and Practice in Global Contexts. Frontiers in Psychology, 12. https://doi.org/10.3389/ fpsyg.2021.716388 20. Lerner, R., Almerigi, J. B., Theokas, C., & Lerner, J. (2005). Positive Youth Development a View of the Issues. The Journal of Early Adolescence, 25(1), 10-16. https://doi. org/10.1177/0272431604273211 21. Silva, J. M. (2016). High Hopes and Hidden Inequalities: How Social Class Shapes Pathways to Adulthood. Emerging Adulthood, 4(4), 239–241. https://doi. org/10.1177/2167696815620965 22. Taylor, R. D., Oberle, E., Durlak, J. A. & Weissberg, R. P. (2017). Promoting Positive Youth Development Through School-Based Social and Emotional Learning Interventions: A Meta-Analysis of Follow-Up Effects. Child Development, 88(4), 1156– 1171. https://doi.org/10.1111/cdev.12864 23. Waid, J. & Uhrich, M. (2020). Scoping Review of the Theory and Practice of Positive Youth Development. The British Journal of Social Work, 50(1), 5–24. https://doi. org/10.1093/bjsw/bcy130 24. Youngblade, L., Theokas, C. & Schulenberg, J. (2007). Risk and Promotive Factors in Families, Schools, and Communities: A Contextual Model of Positive Youth Development in Adolescence. Pediatrics. https://doi.org/10.1542/peds.2006-2089H

Анна Хегай, сотрудник департамента психологии, преподаватель, аспирант НИУ ВШЭ, ведущий психолог, методист Благотворительного детского фонда «Виктория»

Develop Positively

Introducing a New Concept for the Prevention of Childhood and Adolescent Adversity.

Focusing on the strengths, potential, and capabilities of adolescents and youth, rather than on mitigating the consequences of challenging behavior, encapsulates the principal notion of positive youth development. The concept began to gain momentum in the world in the 1990s. In Russia as well, there are examples of non-governmental organizations that embrace and implement the principles of this approach in practice. The specifics of this concept, and how its application aids in the prevention of child and adolescent adversity, are explained by the expert from the Victoria Charitable Children’s Fund.¹

1. The article was created as part of the Victoria Charitable Children’s Fund’s charitable initiative “Being There,” aimed at enhancing the expertise of specialists who provide support to young individuals with orphanhood experience. The project is supported financially by the CSS Charitable Foundation.

Relevance

Since the 2010s, more attention has been given in the Russian Federation to the importance of nurturing the potential of adolescents and young adults. The Youth Development Strategy until 2030 encompasses all Russian citizens aged 14 to 35 inclusive. One aim of the strategy is to assist young individuals in their quest for self-improvement, the betterment of the country, and the shaping of the future.

Around the globe, policy designers face the objective of actively engaging youth in civic existence, professional growth, and self-evolution. For instance, the European Youth Policy until 2027 includes ambitions such as equality for all young persons, inclusivity, constructive discourse, mental well-being, expansion of prospects for youth in rural zones and smaller cities, high-grade employment and learning opportunities for all youths, youth involvement in civil and political spheres, and the advancement of voluntary and youth groups. In this context, a particular challenge is engaging young people in active life, who are growing up in difficult life situations.

It is well-acknowledged that young adults enduring tough life conditions often navigate their adolescence and early adulthood as periods fraught with various challenges (Arnett, 2015), including entering a labor market that can be hostile towards youth (Edin & Kefalas, 2005; Furstenberg, 2010). A suite of qualitative inquiries (Hendry & Kloep, 2010; Silva, 2016; Arnett, 2015) indicates that adolescents with strenuous childhoods frequently perceive themselves as more mature earlier than their counterparts, due to the necessity of assuming substantial responsibilities prematurely.

As per Rosstat’s 2023 data, in the Russian Federation, approximately 25% of all children and adolescents subsist below the poverty threshold, around 2% have orphanhood experience, and nearly 7.5% of children have restricted health abilities. Around 3.5% of all children and adolescents have been directly impacted by military actions since 2022.² Consequently, a considerable portion of the Russian youth are presented with comparatively diminished initial opportunities to fulfill their potential.

2. Federal State Statistics Service (Rosstat). (2023). “Socio-economic Indicators of Poverty” Bulletin. ROSSTAT. Retrieved from: https://rosstat.gov.ru/compendium/document/13293. (accessed: 13.03.2024).

In Russia, modern social work is regarded as a means for advancing an individual’s personal development and restoring their agency. Concurrently, hands-on preventive engagement with adolescents and the young in severe life predicaments often concentrates on spotting shortcomings and their amelioration, and to a lesser extent — on nurturing the robust aspects of one’s character (Zhukov, 2022).

Contemporary theorists in social work are increasingly advocating for a reassessment of the prevention approach: to move away from a deficit focus and instead to concentrate on fostering each adolescent’s and young adult’s developmental potential in difficult life situations, to perceive clients not as individuals with limitations, but as those possessing untapped cognitive, physical, emotional, social, and spiritual capacities (Amodeo & Collins, 2007). One approach to addressing issues of child and family adversity is the Concept of Positive Youth Development (PYD), which was established to integrate young individuals with challenging life experiences into societal life and to facilitate the realization of their potential (Youngblade et al., 2007; Catalano et al., 2019).

Positive youth development

Positive youth development represents an ecological model of human personal advancement, which takes into account not just intrapersonal factors but also the social environment and the influential role of interpersonal relationships in sculpting one’s success. The architect of this model, Urie Bronfenbrenner (Bronfenbrenner & Morris, 2007), underscores that development is not solely an inward process, but rather the outcome of reciprocal interactions between individuals and their evolving surroundings. Scholars, pedagogues, and psychologists working on the positive youth development model build upon the intricate and non-linear nature of human growth during adolescence and maturing adulthood, taking into account the integral bond between young individuals and the contexts and communities within which they mature.

When employing the PYD approach, specialists prioritize what already exists, focusing on each young person’s accessible social and psychological resources rather than their shortcomings, and engage in long-term development and planning rather than merely resolving the youth’s immediate issues (Amodeo & Collins, 2007).

The focus for professionals lies on the adult life skills that young individuals need to master and the characteristics the surrounding environment must embody to promote the flourishing of youth.

The positive youth development model comprises five types of skills (Bowers et al., 2010):

• Competence encompasses social, cognitive, academic, and vocational competencies;
• Confidence reflects the level of self-respect and perceived self-efficacy regarding oneself as a person, rather than based on specific traits;
• Connection can be described as the presence of positive relationships with individuals and societal institutions;
• Character means respect for societal and cultural standards and norms, adherence to behavioral norms, a sense of morality, and integrity;
• Caring represents the capacity for empathy and compassion towards others.

Additionally, the positive youth development model entails the establishment of a nurturing and protective environment for adolescents and youth navigating through challenging circumstances.

The components of such an environment, termed protective factors, are (Youngblade et al., 2007):

• Family support: positive youth development initiatives ought to involve and bolster the family, as it is an essential element for the protection and guidance of the young;
• Caring adults: The presence of supportive and compassionate adults in the lives of the youth is crucial for their affirmative development;
• Positive peer groups: programs should strive to immerse youth in constructive interactions with their peers and cultivate sustaining peer relationships;
• Supporting self-esteem and dignity: programs must assist youth in cultivating a robust sense of self-worth and elevated self-esteem, essential elements for their welfare and success;
• Engagement in educational and community endeavors: motivating young individuals to actively participate in school and community activities fosters their positive development;
• Opportunities for leadership and skill-building: PYD initiatives need to provide the young with opportunities to develop leadership abilities under the tutelage of caring adults;
• Physical and psychological safety and protection: establishing a tranquil and secure environment for the youth is a foundational aspect of their positive development;
• Emotional and moral backing: Programs are expected to provide emotional and moral support to the young, aiding them in confronting the challenges they encounter;
• Opportunities for decision-making and governance: granting young people the chance to make decisions, engage in leadership roles, and participate in governance as they mature.

Integrated PYD programs typically merge educational, voluntary, artistic, athletic, and various other activities to maximize the potential of youth (Taylor et al., 2017; Ciocanel et al., 2017).

Positive youth development schemes center on accentuating the young’s strengths, talents, and interests, rather than on rectifying their deficiencies (Karakulak & Cüre-Acer, 2021; Lerner et al., 2005).

Elements of the positive youth development concept can be infused into any program; there is no sole and definitive method for executing the PYD strategy (Waid & Uhrich, 2020).

Marian Amodeo and Mary Elizabeth Collins define the core qualities of programs based on the positive youth development concept in the following manner (Amodeo & Collins, 2007):

• Emphasis on strengths. The focus is on leveraging the resources of youth, rather than on addressing their issues;
• Collaboration. Youth are viewed as partners in the planning of their future;
• Community. Significant emphasis is placed on youth activism within the community and on their active participation in community-based institutions;
• Competency development. The goal is to acquire a broad spectrum of skills;
• Connectedness. Emphasis on personal and social connections, as well as establishing ties to community members;
• Identity. Understanding their identity and fostering a sense of belonging to their chosen groups is considered a pivotal part of young people’s development;
• Integrity. Holistic attention is given to every facet of wholesome personal growth, including physical, social, moral, emotional, and cognitive dimensions;
• Durability and a long-term perspective. The approach is centered on strategic long-term planning over temporary fixes;
• Normalization. Young individuals are encouraged to perceive themselves as resembling their peers in both behavior and development;
• Prosocial behavior and proactive attitudes. The nurturing of healthy prosocial behaviors is encouraged;
• Accessibility. Activities are designed to be inclusive for all, not just targeting youth with challenges.

A case study of the PYD concept applied at the Victoria Charitable Children’s Fund

The Victoria Charitable Children’s Fund, with its mission to protect, restore, and establish support structures for children facing life challenges, bases its work on the “Positive Youth Development“ concept. Specific components of this approach have been implemented by the organization since 2017 and fully integrated since 2020.

One of the foundation’s significant projects is the “Graduate’s Home,“ within which graduates from foster families and boarding institutions in the Krasnodar Territory receive social, psychological, legal, and other forms of assistance, as well as the opportunity for temporary residence in a social hotel.

Social workers, psychologists, and coordinators at the Victoria Charitable Children’s Fund integrate the PYD concept with the “Case Work“ methodology (Borzov, 2020). The fundamental steps of this method are outlined in Figure 1.

This integration allows for the simultaneous management of three types of processes.

The first type of processes. Problem­solving

Case managers primarily focus on resolving the issues faced by young individuals with orphanhood experience. Together with the client, specialists translate issues into tasks or a series of tasks, establishing a collaborative work process. This may involve actions such as reinstating education, securing employment, resolving housing matters, or retrieving lost documents.

The supporting professional and the client jointly draft an action plan, detailing respective responsibilities and specific actions to be undertaken by both parties, the professional and the client.

The second type of processes. Development of the client’s competencies

The case supervisor considers the problem-solving process as a psycho-educational opportunity to develop the client’s skills: competency, confidence, the ability to forge connections, rely on one’s values, and care for others. In planning the implementation of the action plan, the supporting professional and the client strive to maximize the use of strengths for these tasks, as well as to set tasks within the zone of proximal development for each skill (Obukhova, 2010).

The third type of processes. Development of a supportive environment

The Victoria Charitable Children’s Fund makes special efforts to create a supportive environment throughout the city of Armavir, where the “Graduate’s Home“ project is implemented. The fund develops programs to support foster parents (factor of caring adults), supports teen and youth projects aimed at developing youth participation (factors of opportunity to participate in decisions and management, leadership), as well as teen and youth volunteer and sports projects (factors of leadership, positive peer groups, involvement in community activities). A large number of recreational and supportive activities are organized for different age groups (factors of positive peer groups, emotional support), provides safe housing (factor of physical and psychological protection).

In the course of living in the social hotel at the center “Graduate’s Home,“ the children form and strengthen not only basic skills of housekeeping and personal budgeting, but also a careful attitude to each other, respect, cohesiveness, understanding of “brotherly support,“ and the ability to find a constructive way out of conflict situations.

Specialists working in the project play an important role in assisting graduates to resolve social, psychological, and legal issues. Having necessary professional support and backing contributes to strengthening an individual’s network of social contacts and enhances confidence in the future.

Assessment of the effectiveness of psychological programs and trainings through psychological methods

One of the tasks of the “Graduate’s Home“ project is to provide psychological assistance to graduates for working through past traumatic experiences, enhancing self-esteem and readiness for independent life, and emotional and personal development. Special emphasis is placed on resilience training (Ordina, 2023). The following methods were used to measure the effectiveness of the work in providing psychological assistance to young people with orphanhood experience:

1. The resilience test (S. Muddi) adapted by D. A. Leontiev and E. I. Rasskazov.

2. The Ways of Coping Questionnaire (WCQ), developed by R. Lazarus and S. Folkman in 1984, adapted by L. I. Wasserman.

3. Express diagnostics of the level of self-esteem, developed by N. P. Fetiskin and V. V. Kozlov.

4. The questionnaire “Study of volitional self-regulation“ developed by A. V. Zverikov and E. V. Eidman.

Sampling

The research was conducted during the 2021-2022 academic year. In the resilience trainings within the “Graduate’s Home“ project, 27 adolescents (pregraduates and graduates), including 11 females (41%) and 16 males (59%), aged 14 to 20 years (M = 16.3), participated. All of them took part in three-month resilience development programs. All the 27 individuals represent 100% of the age group targeted by the project.

Data analysis methods

Descriptive statistics and variance analysis using Student’s t-test for dependent samples were performed in the Jamovi 2.4.11 program.

Results of the study

Changes in Resilience Indicators Based on Psychological Assistance Provided in the “Graduate’s Home“ Project (2021­2022)

The key indicators of the resilience test are:

1. Commitment: an individual’s belief that being involved in ongoing activities provides the best chance to find something worthwhile and engaging.

2. Control: an individual’s belief that struggle can influence outcomes, even if the influence is not absolute and success is not guaranteed.

3. Challenge: a person’s conviction that everything that occurs aids their development through the knowledge extracted from experiences, regardless of whether they are positive or negative.

4. The overall resilience score is the cumulative sum of the scores on the three scales.

Descriptive statistics of the resilience indicators are provided in Table 1. The data are distributed normally, which permits the utilization of the variance analysis procedure to assess the training’s efficacy. Given that the data were gathered through paper surveys and a portion of the surveys lacked responses to all the questions, a varying number of respondents is observable in the table, ranging from 24 to 27.

Results of variance analysis effectiveness of resilience training

To ascertain the effectiveness of resilience training, an analysis of variance was performed using Student’s t-test for dependent samples. Pre- and post-program testing revealed significant (.03 < p < .008) enhancements in engagement, risk-taking, and overall resilience scores with a moderate effect size (Cohen’s d ranging from 0.5 to 0.6). Nonetheless, no significant improvements were noted in the control indicator, as initial control scores were already medium or high. Detailed results are provided in Table 2.

Monitoring to assess effectiveness

To gauge the effectiveness of the “Graduate’s Home“ initiative, staff conduct regular (monthly) monitoring of the actual living standards of the graduates based on criteria such as:

1. Social status (education, employment).

2. Livelihood (scholarship, salary, savings account, social benefits).

3. Marital status (married/single, family composition, psychological atmosphere).

4. Law-abiding behavior (legal offenses, alcoholism, substance abuse, etc.).

5. Housing and living conditions (housing state, property security, utility bill payments).

6. Relations with blood relatives.

7. Additional information (psychological profile).

Additionally, annual qualitative interviews with “Graduate’s Home“ participants are conducted to evaluate its impact. As an illustration, consider feedback by Lera, a student at Armavir State Pedagogical University:

“Upon my arrival at the Graduate’s Home, my life underwent significant changes. Before the program, my life was a palette of only gray tones. It was a repetitive cycle of partying, financial and academic debts, and apartment issues (utility bill debt). I shared my troubles with the project’s specialists, and they extended their help. Vibrant hues started to feature in my life’s tapestry. It was as if I was learning to live anew: managing finances and confronting challenges. The pain and the drabness dissolved away. Over the summer, I found a job and then got admitted to university, where I was elected to the student council. Now, I am an active participant in the life of Armavir State Pedagogical University and the ’Graduate’s Home’ project. I now have the confidence to tackle anything that comes my way.“

Other social outcomes

Overall, the lives of the young individuals involved in the “Graduate’s Home“ project are changing; they have become more open, discussing their challenges with boldness, inquiring, and engaging actively in making significant group decisions (such as life in the social hotel at the center “Graduate’s Home,“ rules, and interaction protocols). According to a semi-structured interview with 30 “Graduate’s Home“ participants conducted by psychologists, 85% of participants (25 individuals) speak openly about their futures and make long-term plans, tackling educational, work, and health-related matters independently. 25% of graduates (7 individuals) have attained secondary vocational education, with three graduating with honors. A pivotal social outcome of the project is that these young people have grown to believe in themselves and their potential. 30% of participants (9 individuals) have resolved to pursue further education at universities within the Krasnodar region upon completing their technical or vocational training.

A milestone for 20% of the participating graduates (6 individuals) was receiving the keys to their own apartments. The project’s legal team has been instrumental in ensuring graduates acquire housing on time, including via legal action when necessary.

Consequently, throughout the implementation of the “Graduate’s Home“ project, substantial qualitative outcomes have been realized. The youngsters, through their involvement in the project’s trainings and activities, have not only enhanced their resilience but also honed their self-reliance, responsibility, and the aptitude for seeking assistance, listening to, and understanding one another. As illustrated by the regular semistructured monitoring interviews with “Graduate’s Home“ participants and staff, there is an upsurge in proactive youth initiating projects and activities, proposing novel ideas for leisure and psychological sessions.

Conclusion

Fostering positive development in youth is a contemporary strategy for providing support to young individuals in challenging life situations, drawing simultaneously on intrinsic and environmental resources. Reflecting on the experience shared by the Victoria Charitable Children’s Fund, it is plausible to affirm that programs anchored in the philosophy of positive youth development can efficaciously support youngsters with orphanage backgrounds. And it is noteworthy that the effects, as demonstrated by the study, are measurable. The effectiveness of this approach is substantiated by the research outcomes — an increase in the participants’ personal resources such as resilience, a rise in their active engagement in the project, and other benefits.

Thus, positive youth development is a framework that facilitates the effective planning, implementation, and assessment of the impact of programs aimed at fostering the personal potential of young individuals in challenging life situations.

References:

1. Borzov, S. (2020). Case Work Methodology. 2. Wasserman, L. I., Iovlev, B. V., Isaeva, E. R., Trifonova, E. A., Schelkova, O. Yu. & Novozhilova, M. Yu. (2009). Methodology for Psychological Diagnostics of Coping with Stressful and Problematic Situations for the Individual. 3. Zhukov, V. I. (2022). Social Work Technologies. 4. Leontiev, D. A. & Rasskazova, E. I. (2006). Test of Resilience. М.: Smysl. 5. Obukhova, L. F. (2010). Childhood (Age) Psychology. 6. Ordina, Z. A. (2023). Resilience Training, Goal Setting, and Time Perspectives: a Facilitator’s Guide. Retrieved from: https://victoriacf.ru/wp-content/uploads/2023/04/trainingresilience-goalsetting-timeperspectives_2023.pdf. (accessed: 21.03.2024). 7. Sorokina, V. Yu. (2023). Social Prevention as a Technique of Social Work with Adolescents Prone to Deviant Behavior. Student and Science (Humanitarian Cycle) — 2023: materials of the international student scientific-practical conference, Magnitogorsk, March 28-31, 2023, pp. 1387-1390. 8. Fetiskin, N. P., Kozlov, V. V. & Manuilov, G. M. (2002). Social and Psychological Diagnostics of Individual and Small Group Development. 9. Amodeo, M. & Collins, M. E. (2007). Using a Positive Youth Development Approach in Addressing Problem-Oriented Youth Behavior. Families in Society: The Journal of Contemporary Social Services, 88, 75-85. https://doi. org/10.1606/1044-3894.3594 10. Arnett, J. (2015). Does Emerging Adulthood Theory Apply Across Social Classes? National Data on a Persistent Question. Emerging Adulthood, 4(4), 227-235. https://doi. org/10.1177/2167696815613000 11. Arnett, J. J. (2015). Identity development from adolescence to emerging adulthood: what we know and (especially) don’t know. In the Oxford handbook of identity development, pp. 53–64. https://doi.org/10.1093/ oxfordhb/9780199936564.013.009 12. Bowers, E., Li, Y., Kiely, M., Brittian, A., Lerner, J. & Lerner, R. (2010). The Five Cs Model of Positive Youth Development: A Longitudinal Analysis of Confirmatory Factor Structure and Measurement Invariance. Journal of Youth and Adolescence, 39, 720–735. https://doi.org/10.1007/s10964-010-9530-9 13. Bronfenbrenner, U. & Morris, P. A. (2007). The Bioecological Model of Human Development. Handbook of Child Psychology. https://doi.org/10.1002/9780470147658.CHPSY0114 14. Catalano, R. F., Skinner, M. L., Alvarado, G., Kapungu, C. & Petroni, S. (2019). Positive Youth Development Programs in Low- and Middle-Income Countries: A Conceptual Framework and Systematic Review of Efficacy. The Journal of Adolescent Health: Official Publication of the Society for Adolescent Medicine, 65(1), 15–31. https://doi. org/10.1016/j.jadohealth.2019.01.024 15. Ciocanel, O., Power, K., Eriksen, A. & Gillings, K. (2017). Effectiveness of Positive Youth Development Interventions: A Meta-Analysis of Randomized Controlled Trials. Journal of Youth and Adolescence, 46(3), 483–504. https://doi. org/10.1007/s10964-016-0555-6 16. Edin, K. & Kefalas, M. (2005). Unmarried with Children. Contexts, 4(2), 16–22. https://doi.org/10.1525/ ctx.2005.4.2.16 17. Furstenberg, F. F. (2010). On a New Schedule: Transitions to Adulthood and Family Change. The Future of Children, 20(1), 67–87. https://doi.org/10.1353/foc.0.0038 18. Hendry, L. B. & Kloep, M. (2010). How universal is emerging adulthood? An empirical example. Journal of Youth Studies, 13(2), 169–179. https://doi. org/10.1080/13676260903295067 19. Karakulak, A., & Cüre-Acer, S. (2021). Book Review: Handbook of Positive Youth Development: Advancing the Next Generation of Research, Policy, and Practice in Global Contexts. Frontiers in Psychology, 12. https://doi. org/10.3389/fpsyg.2021.716388 20. Lerner, R., Almerigi, J. B., Theokas, C., & Lerner, J. (2005). Positive Youth Development a View of the Issues. The Journal of Early Adolescence, 25(1), 10-16. https://doi. org/10.1177/0272431604273211 21. Silva, J. M. (2016). High Hopes and Hidden Inequalities: How Social Class Shapes Pathways to Adulthood. Emerging Adulthood, 4(4), 239–241. https://doi. org/10.1177/2167696815620965 22. Taylor, R. D., Oberle, E., Durlak, J. A. & Weissberg, R. P. (2017). Promoting Positive Youth Development Through School-Based Social and Emotional Learning Interventions: A Meta-Analysis of Follow-Up Effects. Child Development, 88(4), 1156–1171. https://doi.org/10.1111/cdev.12864 23. Waid, J. & Uhrich, M. (2020). Scoping Review of the Theory and Practice of Positive Youth Development. The British Journal of Social Work, 50(1), 5–24. https://doi. org/10.1093/bjsw/bcy130 24. Youngblade, L., Theokas, C. & Schulenberg, J. (2007). Risk and Promotive Factors in Families, Schools, and Communities: A Contextual Model of Positive Youth Development in Adolescence. Pediatrics. https://doi. org/10.1542/peds.2006-2089H

Anna Khegay, Employee, Department of Psychology, instructor, postgraduate student, National Research University — Higher School of Economics, chief psychologist, and methodologist, Victoria Charitable Children’s Fund

DOI 10.55140/2782-5817-2024-4-1-74-85

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl