Пигмалион и Галатея
Евгения Образцова и Андрей Коробцов. Она — прима-балерина Большого театра, он — скульптор. Женя танцует главные партии в главном театре страны, а Андрей старается не пропускать ни одного спектакля с участием жены. Летом на «Кинотавре» супруги вместе оказались в зрительном зале: на закрытии фестиваля состоялась премьера фильма «Француз» режиссера Андрея Смирнова. У Жени Образцовой главная женская роль, и вместе с мужем она смотрела картину впервые. Я сидел рядом с ними и видел, как во время просмотра они всё время держались за руки.
Женя, Андрей, восхищаюсь вашими гармоничными отношениями. Мне кажется, ваши дороги просто не могли не пересечься. Но вот что интересно. Андрей говорил мне, что впервые попал на балет, когда пришел на твой, Женя, спектакль. При этом артистам, особенно танцовщикам, так важно, чтобы с ними говорили на одном языке. Вот скажи, Андрей, ты долго шел к тому, чтобы обрести этот общий язык, много усилий было потрачено?
АНДРЕЙ: Не то чтобы усилий. В принципе, этот путь я проходил с удовольствием, поэтому никаких трудностей не было: просто ходил к Жене на спектакли, она мне что-то рассказывала, погружала в свою профессию. Это интересно: в балет, мне кажется, невозможно не влюбиться.
И что тебе нравится в балете?
А.: На первых порах я сумбурно воспринимал этот жанр. Сейчас, мне кажется, я более цельно вижу картину. Особенно балеты Юрия Григоровича произвели на меня колоссальное впечатление, вот эта композиция, линии — я ведь многое воспринимаю как художник.
«Спартак», наверное, особенно тебе понравился: там такая чувственная любовная линия! Ты ведь, Женя, танцуешь Фригию, возлюбленную Спартака?
ЕВГЕНИЯ: Представляешь, Вадим, нет! Вот только недавно руководство осознало, что я до сих пор не станцевала Фригию, это у всех вызвало большое удивление.
Эта партия абсолютно твоя.
Е.: Да, я тоже так думаю, что мне это близко и мне это подойдет. Надеюсь, станцую «Спартак» в новом сезоне.
Андрей, а твое увлечение балетом и хореографией Григоровича зашло так далеко, что ты уже начал смотреть балеты без участия Жени?
Хором: Мы вместе их смотрели.
Е.: Я просто посчитала, что это будет огромным упущением, если Андрей не увидит «Спартака» или «Ивана Грозного», поэтому мы просто как зрители их смотрели. Я очень старалась, тщательно выбирала подходящие спектакли, которые ему обязательно надо увидеть. А еще хотела выбрать именно тот состав, который обязательно произведет на Андрея впечатление.
Это тоже поразительно: ведь по логике Андрей должен восхищаться только одной балериной — Женей Образцовой. Какая у тебя щедрая натура, Женя!.. Сколько сейчас вашим девочкам? У вас же двойняшки, да?
Е.: Да, у нас две принцессы — София и Анастасия, им уже по 3 года.
Сейчас ведь для балерины не проблема уйти в декрет.
Е.: Да. Раньше считаные единицы решались на этот шаг, большинство предпочитало сохранять свои позиции прим-балерин, потому что все эти успехи достигались довольно долго. К определенному возрасту балерина получала свой репертуар, так что, уходя в декрет на год, она просто теряла этот репертуар — кто-то же должен это танцевать, а танцевали преимущественно одни и те же. Это не как сейчас: все танцуют всё.
И из кордебалета может балерина станцевать главную партию.
Е.: Да! Сегодня ты уезжаешь, и тебя легко можно заменить — вот такая политика. С одной стороны, это хорошо, с другой, конечно, свои позиции труднее отстоять. А вообще материнство — это огромное счастье. Честно говоря, я стала проще относиться к своей профессии, меньше волноваться, стала увереннее в себе, в хорошем смысле. Раньше я очень долго «шла к спектаклю», очень много размышляла. Ну, конечно, еще и опыт сыграл свою роль, но все-таки именно материнство дало мне возможность спокойнее относиться к работе: меньше нервничать, быть смелее и легче переступать через какие-то технические и моральные сложности.
Андрей, а ты чувствуешь, что это действительно так, или Женя для красного словца об этом говорит?
А.: Женя стала гораздо спокойнее, это правда. В начале наших отношений я видел, что каждый спектакль для нее был стрессом. А я, как человек спокойный от природы, не совсем понимал ее.
Е.: В этом смысле мы, конечно, разные. Я горю, нервничаю, волнуюсь, а потом всё оказывается не так страшно. Андрей же всегда спокоен, он всегда знает, что будет так, как будет.
Андрей — человек фундаментальный, он скульптор, работает с глиной, понимаешь?
А.: (Смеется.)
Е.: Я всегда говорю Андрею, что у нас с ним разные типы волнения. Кстати, впервые то, что испытывает он, я прочувствовала на «Кинотавре» на премьере фильма «Француз». Его тип волнения — это когда ты проделал огромную работу, скульптура готова, снимается занавеска, и все видят то, что ты сделал, а ты уже ничего не можешь изменить, она такая, какая есть. Ты можешь кусать локти, если что-то не так, или гордиться собой. У меня же каждый раз открывается занавес, и вот она я — только от меня зависит, каким будет спектакль: либо суперудачным, либо я чего-то не сделаю и всё пойдет не так. И вот в кино я испытала в первый раз то, что чувствует, наверное, Андрей: фильм снят, он смонтирован, всё есть так, как есть. А в балете на сцене я вправе сделать лучше, могу управлять своими эмоциями.