Эдвардианская эпоха
Историк и писатель Эдвард Радзинский в многочасовых телефонных разговорах рассказал GQ о своих встречах с великими, женщинах и, конечно, Сталине.
Как мы все недавно поняли, в любой изоляции крайне важны ритуалы: подъем, спорт, еда, работа, сон. Кто-то умудрялся впихнуть просмотр сериалов или чтение книг. Я же точно знал, что, когда стемнеет, раздастся звонок и в трубке прозвучит знакомый высокий голос: «Ну что, привет». Дальше нужно укрыться где-то от жены и ребенка на полчаса (час, два), включить диктофон — и просто позволить этому голосу рассказывать. С Эдвардом Радзинским мы давно уже договаривались об интервью, но именно изоляция оказалась самым удобным для него моментом, а единственный вопрос, который запустил череду наших дистанционных встреч, звучал так: каково это — в 25 лет стать суперзвездой? Эдвард Станиславович возмутился: звездой он стал гораздо раньше.
К 25 годам я уже успел кое-что сделать, да и со мной успели тоже. Две мои пьесы были поставлены в московских театрах — и обе сняты с репертуара. Одна — по причине того, что никто не хотел ее смотреть; вторая — потому что слишком многие хотели ее увидеть. На «Ленфильме» была закончена картина по моему сценарию «Улица Ньютона, дом 1»: сначала ее изрезали, а потом и вовсе отправили на полку. К 25 годам я был уже женат, и у меня рос сын.
Я женился на будущей актрисе. Моя жена Алла Гераскина, мать Олега (в прошлом диссидента, сегодня предпринимателя и писателя. — Прим. GQ), была старше и оканчивала Театральное училище имени Щукина. Там же учился Александр Ширвиндт. Узнав о готовящемся событии, он сделал ей свадебный подарок — пионерский галстук. Дело в том, что жених тогда только окончил 10‑й класс.
Помню, как пришел в Щуку на дипломный спектакль. В тот вечер играли сцены из «Дамы с камелиями» (роман Александра Дюма, героиня которого умирает от туберкулеза. — Прим. GQ). Вышел Ширвиндт, неправдоподобной красоты. Следом появилась больная — дама с камелиями. Она покашляла. Ширвиндт мрачно посмотрел на нее и сказал: «Ну что, все кашляешь, да?» Зал умер от смеха. На этом спектакль закончился.
Кстати, Ширвиндт — автор самой короткой театральной рецензии. После спектакля «Сирано де Бержерак» в «Современнике» он сказал мне: «Здорово сиранулись!» — и ушел.
Мою жену распределили в Русский театр в Грозном. Премьером там был замечательный актер, он играл все: Гамлета, Отелло… Мавра играл так страстно, что бедная Дездемона вечно ходила с вывихнутыми пальцами. В пьесе «Кремлевские куранты» играл Сталина — и в гриме был до удивления похож. В то время шла борьба с культом личности, и у вождя в пьесе сократили почти весь текст. Но ему не нужно было слов. В очередную годовщину Октября в театре, как всегда, шли «Кремлевские куранты». В ложе сидело все партийное начальство. Вышел Сталин — и так взглянул на ложу, что та мигом встала, точнее, вскочила! Актера звали Леонид Броневой.
Тему для дипломной работы я нашел в «Музее книги» тогдашней Ленинки. Наткнулся на удивительную книгу о путешествии в Индию некоего Герасима Лебедева. В его биографии все было таинственно. Великолепный скрипач, он как-то очутился в русском посольстве, следовавшем в Неаполь, почему-то покинул его, а уже вскоре о его концертах заговорила Европа, им восхищался великий Гайдн. На пике успеха он отправился в Индию, где все занимались торговлей — а он занялся искусством. Его пленила улица, где царили заклинатели змей, бродячие музыканты и танцоры. И Лебедев придумал — вывести улицу на театральную сцену. Он купил помещение и основал первый индийский театр европейского типа. Но вскоре его театр пал жертвой интриги конкурентов. Нищим он вернулся в Россию. Эта биография была уже почти готовой пьесой, которую я и написал — белыми стихами.