«Зарабатывая деньги без смысла, ты несчастлив»
Осознанных импакт-инвесторов в России пока не очень много, не хватает и инфраструктуры для таких инвестиций. О том, что стоит за понятием «импакт-инвестиции» и почему они интересны российским предпринимателям, Николай Усков, редакционный директор Forbes Russia, расспросил Рубена Варданяна, визионера, сооснователя Impact Future, в рамках public-talk «Новая экономика: импакт-трансформация», открывавшего конференцию.
НИКОЛАЙ УСКОВ (Н. У.): Современный капитализм начинает ориентироваться на общественную пользу. По оценке Global Impact Investing Network (GIIN), мировой рынок импакт-инвестирования оценивается в $715 млрд и растет на 29% в год. Как вы оцениваете ситуацию в России, есть ли особенности?
РУБЕН ВАРДАНЯН (Р. В.): Мы действительно живем в мире, где вдруг оказалось важным не сколько ты заработал, а что ты делаешь, чем занимаешься. Трансформируется не только механизм зарабатывания денег, но и мерило успеха. Хочу напомнить, что это происходит не в первый раз. В феодальном обществе все было просто: кто имеет доступ к королю, условно, присутствует при его завтраке, у кого больше плодородных и населенных земель и богатства, тот и важнее по рангу. Потом появились капиталисты — у них не было столько земель, но король должен был им денег, и капитал стал важнее земли. Сейчас приходит новая система с новыми смыслами, появляется новое поколение, для которого, например, впечатления важнее денег. Импакт-инвестиции становятся ключевым драйвером для некоторых секторов мировой экономики. Эта тема теперь модная, поэтому неизбежно имеет несколько спекулятивный характер. Несмотря на это, есть множество ярких и интересных проектов, требующих тщательного анализа. Особенность ситуации в России — мы еще капитализм не достроили, но уже пытаемся перейти на следующую ступень развития, к импакт-инвестициям. С одной стороны, это хорошо — можно не повторять ошибки более развитых соседей. С другой стороны, есть риск, что все смешается.
У меня ощущение дежавю: когда в 1991 году я говорил, что я инвестиционный банкир, все понимали это по-своему. То же самое сегодня и с импакт-инвестициями: если спросить даже сидящих в зале, какие из проектов они считают таковыми, возникнет большая каша. Поэтому одна из ключевых задач — определить точно, о чем идет речь и каковы критерии измерения результата. Обычно социальный эффект становится заметен на горизонте 20–25 лет, а прибыль надо показывать ежеквартально. Временной разрыв между финансовыми инструментами и социальным воздействием вынуждает пересмотреть свои представления о жизненных циклах инвестиционных проектов.
Н. У.: Расскажите про вашу инициативу Impact Future.
Р. В.: Вместе с Дэвидом Городянским, известным предпринимателем из Сан-Франциско, Магомедом Мусаевым, президентом Global Venture Alliance и владельцем Forbes Russia, а также еще 7 нашими партнерами мы создали платформу Impact Future. Будем инвестировать в компании, которые решают конкретную важную для общества проблему. Вместе с экспертами мы определяем такую проблему и даем компаниям возможность найти ее решение за какой-то период времени. Кто предложит лучший вариант, тот и получит наши инвестиции.