Опора на слабых
В России власть никогда не ценила сильных, тех, кто может сам за себя отвечать. Однако в XXI веке только они обеспечат развитие страны.
Новый срок президента Владимира Путина начинается с эпического противостояния, которое отечественные пропагандисты объясняют тем, что это мир так реагирует на усиление России. Рассуждения о «силе» — прежде всего о силе нашего государства — сегодня слышатся повсеместно, но единственный вопрос, который они вызывают у меня, состоит в том, почему наше «сильное» государство комфортно ощущает себя лишь на фоне слабости — своих граждан, своих соседей и даже своей экономики?
Если вглядеться в прошлое и настоящее собственной страны, легко увидеть, что власть никогда не ценила сильных граждан, тех, кто стремился сам за себя отвечать и достигать большего, чем было позволено. С конца XIX века сельское хозяйство развивалось невиданными темпами прежде всего благодаря тем крепким хозяевам, которые вышли из общины, — и эта часть крестьянства была истреблена большевиками при первой же возможности. Всю советскую эпоху было выгоднее недовыполнять плановые задания, чем уверенно с ними справляться, так как успешным задания постоянно повышались. Сегодня то же самое применимо к отдельным территориям: масштабы перераспределения от успешных к неудачникам растут, и целые регионы достигают такой нирваны, когда убыточно не только их народное хозяйство в целом, но и каждая отрасль (!) в отдельности. В итоге мы видим уже устоявшуюся картину: Кремль даже не пытается заигрывать с креативным классом, уверенно делая ставку на бюджетников и пенсионеров, ни к чему не стремящихся и довольных своим нынешним положением. На фоне слабых сильным выглядеть легко.
Во многом на тех же принципах всегда основывалась и кадровая политика. Лишь в редкие периоды российской истории власти придерживались меритократического принципа в управлении страной, а чаще всего ставка делалась на приспособленцев, готовых ради покровительства вождя уничтожить или выдавить на обочину наиболее компетентных (и, следовательно, опасных для власти) управленцев. Конечно, процесс протекал по-разному — от сталинских чисток до современных карьерных лифтов, которые обеспечивают отбор бездарностей, ни в какой ситуации не способных поставить под сомнение авторитет начальства. Но принцип один: ограниченные люди приветствовались всегда, так как подчеркивали величие вождя и не могли стать его конкурентами. И чем хуже шли дела у общества, тем настоятельнее становилась потребность государства в подчеркивании собственной силы. Причина понятна: в России государство ассоциировалось и ассоциируется с государем, и быть самостоятельным значило, по сути, выступать с антигосударственных позиций, а это не прощалось ни вождем, ни народом.
В полной мере апология слабости проявилась в последние десятилетия в отношении официальной Москвы к «русскому миру». Риторика и реальные действия Кремля ориентированы на поддержку либо тех, кто остался в постсоветских странах и не вписался в новую реальность, либо тех, кто не интегрирован в успешные общества и чувствует себя изгоем, но в Россию не спешит. Отсюда помощь маргинальным русским проектам в Европе, стенания по поводу притесняемых соотечественников в странах Балтии, защита русскоязычных в Крыму и Приднестровье на фоне крайне усложненной процедуры принятия этнических русских в российское гражданство и запретов на двойное гражданство и поступление на госслужбу граждан даже с видами на жительство в других государствах. Мы любим тех, кто не может без нас обойтись, своего рода «профессиональных русских», но совершенно