Есть ли жизнь на Камчатке
Юрий Дудь снял фильм про Камчатский полуостров. В школе «Камчатка» — задняя парта. На карте она — нелепый довесок к материку, болтающийся с грудой разновысоких сопок на ниточке перешейка. А в обыденной повседневности — знак чего-то далекого, недоступного и не особо интересного для рядового гражданина
Личный интерес
Сегодня рядовому гражданину в пору было бы задаться вопросом: «Есть ли жизнь на Камчатке?» Юрий Дудь ее там обнаружил. Но для начала обнаружил саму Камчатку и изумился ее нереальной красоте. Она круче Исландии, Швейцарии, Гавайев по своему туристическому эксклюзиву…
«Мы — на Камчатке!» — кричит он, раскинув руки, чтобы заключить в объятия все снежные вершины. И повторяет: «Мы — на Камчатке!», глядя на них снизу вверх. А за его спиной плещется Тихий океан. И куда ни брось взгляд — всюду приметы и предметы Вечности, живущей своей жизнью, у краешка которой приютился скромный городок Петропавловск, мнящий себя столицей практически необитаемой земли.
Эту землю Дудь в первую очередь оценил как любитель сноуборда. Он несколько лет лелеял мечту пронестись по снежной целине с вершины горы и упереться в океан. Что он и сделал по прибытии, расписавшись на длинном склоне длинной восьмеркой, правда, с несколькими знаками препинания. Это когда он в силу недостаточной сноровки заваливался на особо крутых виражах.
Побудительным мотивом путешествия автора фильма, по его собственному признанию, на край не только страны, но и земли явился личный интерес.
У автора этих строк, в свою очередь, образовался личный интерес к предложенному Дудем кинопутешествию. Интерес по большей степени получился ностальгическим.
Дело в том, что я на Камчатке давно не был… Ну, как давно… Можно сказать: целую вечность. Точнее: 67 лет.
Мне шел 16-й год, когда я с семьей оказался на краешке земли. Отец, военный инженер, строил здесь какой-то стратегический объект. Добирались мы туда 10 суток поездом до Владивостока, где чуть ли не месяц ждали теплохода. Море штормило, меня тошнило. Мне сказали, что это нормально. Выехали из Ленинграда в конце лета, пристали к Петропавловску в пору слякотной осени. Родители загрустили. Дом, в котором нас поселили, был дощатым с удобствами (выгребной ямой) в пределах дома. Прелесть такого соседства мы неожиданно оценили зимой, когда Камчатку и наш сортир стали трясти подземные толчки силой три-четыре балла. Ночью просыпаюсь, чувствую жуткую вонь, над кроватью стоит отец и почему-то раскачивает мою кровать. Так мне показалось. На деле кровать егозила самостоятельно, а отец меня, безмятежного, будил, чтобы я одевался и убирался бы из дома от греха подальше.