Индия
У Индии есть гордость за древнюю историю, которой ее лишили колонизаторы, и интеллектуальное наследие, оставшееся от них же. Не конфликт, а баланс, который можно описать простой формулой: брать все, не обещать ничего.
-Не понимаю я этих индийцев, – сказал мне года три назад, еще в доковидные времена, один американский коллега за чаем в одном из заведений на Коннот-плейс в Нью-Дели. – Незападная у них логика. Ты им предлагаешь одно, другое, третье, подразумевая, что они, как честные люди, тебе потом отплатят, когда потребуется. Джентльменское соглашение, бизнес по умолчанию. Но когда наступает время и тебе нужна их помощь, они делают невинный вид и разводят руками – дескать, спасибо за ваше одно, другое и третье. Какие ответные услуги? Это же был просто подарок, вы ничего не просили взамен. Кстати, если еще подарки есть, то не откажемся.
Разговора у нас тогда не получилось, все слишком устали после мероприятий, а потом начался ковид, и границы закрылись. В чемто американский коллега прав: неподготовленного западного дипломата внешняя политика Индии действительно может поставить в тупик. Но проблема, кажется, не в Индии, а в том наборе стереотипов и предрассудков, с которыми к ней подходят иностранцы.
Если спросить любого индийского политика о том, кто оказал наибольшее влияние на развитие индийской внешнеполитической мысли, он, не задумываясь, назовет два имени: Каутилья и Неру.
Каутилья – гордость Индии. Полулегендарный мудрец, живший больше двух тысяч лет назад, оставил после себя «Артхашастру» – сборник советов и наставлений о том, как управлять государством. Западные исследователи любят называть их «макиавеллианскими», но Макиавелли жил на полтора тысячелетия позже. Во многом «Артхашастра» и «Государь» Макиавелли похожи. Каутилья, подобно флорентийцу, писал свой труд как наставление: если Макиавелли надеялся, что его работа послужит руководством к действию будущему великому государю – объединителю Италии, то Каутилья предназначал ее для чакравартина – идеального правителя, который аналогичным образом объединит Индию. И Каутилья, и Макиавелли подразумевали, что объединение Индии и Италии соответственно – это та цель, которая оправдывает средства; поэтому их идеальный правитель должен быть реалистом и прагматиком, сокрушающим своих врагов силой или хитростью во имя великой идеи.
С Джавахарлалом Неру все сложнее. В Индии он пользуется безусловным уважением как одна из ключевых фигур национально-освободительного движения и первый премьер-министр независимой Индии; но его внешнеполитический курс вызывает массу вопросов и претензий.
Став во главе страны, Неру пытался балансировать между СССР и США, не вступая в союз ни с кем и стараясь держаться в стороне от холодной войны. В то же время индийское руководство стремилось сблизиться с Китаем, где только что после кровопролитной гражданской войны победили коммунисты. Индийско-китайский союз, считал Неру, станет той осью, вокруг которой будут группироваться деколонизируемые страны Азии и Африки, не желающие участвовать в противостоянии двух блоков. Пока Москва и Вашингтон будут бороться за власть над миром, сообщество освободившихся наций под мудрым руководством Индии, которая на тот момент существенно опережала все остальные страны глобального Юга по уровню развития экономики, придет к преуспеянию.
Показное индийское миролюбие приводило Запад в замешательство. Когда в 1960 году индийцы отправили миротворческий контингент в Африку, западная пресса заговорила о том, что Индия наконец решила начать колониальную экспансию. Но индийцы ушли, когда кончился мандат. После того как в 1961 году Нью-Дели наконец решил применить силу и аннексировал Гоа, Даман и Диу, которые португальцы упорно отказывались уступать Индии, американский президент Кеннеди облегченно заявил индийскому послу: «Вы потратили последние 15 лет, читая нам мораль, а теперь вы наконец начали вести себя как любая нормальная страна. Прямо как в поговорке про священника, которого застали выходящим из борделя».