ЭкспертОбщество

Нет, Коля, ты не будешь президентом

Чем закончатся президентские выборы в Белоруссии, когда белорусы интегрируются с россиянами, и кто сменит Александра Лукашенко

Петр Скоробогатый

Информационный феномен Белоруссии достиг квинтэссенции к очередным президентским выборам. В политической реальности этой страны есть одно известное лицо — президент Александр Лукашенко с 26-летним стажем, и есть масса неизвестных переменных — друзья и оппоненты вечного Батьки, отношения в элитах, доверие народа, самочувствие нации, партнерство с соседями. Нет релевантных соцопросов и исследований, цифр и мнений, которые не могли бы быть немедленно опровергнуты иными цифрами и мнениями. Медийные войны в соцсетях и прессе вокруг этой темы, в большинстве своем проплаченные, привели к закономерному итогу: сегодня о наглухо закрытой Северной Корее можно с уверенностью дать больше информации, чем о распахнутой миру Белоруссии.

Оттого очередная и, казалось бы, предсказуемая электоральная постановка внезапно получила драматический анонс. У Лукашенко появились новые оппоненты, которым белорусы оказали заметную в медиа поддержку, а зрители потирали руки, предвкушая практически цветную революцию в российском подбрюшье. А самые смелые даже обвиняли Москву в организации заговора против «последнего диктатора Европы». Но ни экс-глава Белгазпромбанка Виктор Бабарико, ни экс-глава Парка высоких технологий Валерий Цепкало зарегистрированы не были, а на них конспирологи возлагали надежду. Незначительные протесты быстро завершились. И если бы не постоянная публичная борьба Лукашенко с НАТО, США и подрывными элементами в окружении Владимира Путина, развязка сюжета была бы обречена оказаться скучной.

В белорусской политике и российско-белорусских отношениях нам помогает разобраться Станислав Наумов, генеральный директор Евразийского центра интеграционных исследований и коммуникаций, президент Российской ассоциации по связям с общественностью.

— Есть ли сомнения в победе Александра Лукашенко?

— Сомнений в переизбрании нет. Вся система избирательных комиссий — снизу доверху — под контролем. В условиях пандемии нет риска критических свидетельств со стороны внешних наблюдателей, включая российских. Если надо, можно поставить на каждый участок депутатов Народного собрания и лишний раз подчеркнуть, что был контроль со стороны депутатского корпуса. Своими «суверенно обоснованными» маневрами в рамках союзного государства как своего рода российско-белорусского Госснаба правящий президент, как основной кандидат, гипотетически мог потерять часть поддержки у патерналистски настроенного электората. Причем необязательно речь идет о потере пророссийски настроенных избирателей. Скорее, без дополнительных сигналов со стороны Москвы немного разочарованной останется часть того «болота», которое ориентировалось на своего лидера как на союзника лидера России. Типичный носитель такой позиции предполагает, что пока у Батьки все хорошо с Путиным (а у него всегда будет хорошо с Путиным), то и простым сябрам что-нибудь да перепадет. Социально-экономический мотив, который движет людьми, голосующими за стабильность существующей системы власти.

В свою очередь за счет риторики, связанной с проблематизацией понятия «суверенитет», Александр Григорьевич мог неожиданно для своих политконсультантов приобрести каких-то новых сторонников. Причем совершенно не обязательно это проевропейски настроенные городские либералы, это могут быть и сторонники умеренно националистической позиции в меньших по размерах населенных пунктах (тут можно при желании посмотреть не только на Великобританию, но и на Венгрию, наверное).

— Какова реальная поддержка Лукашенко? Явно не три процента, как говорят оппоненты. Народ в целом его поддерживает по-прежнему?

— Ближайший аналог Беларуси по политической культуре — Российская Федерация. А в рамках российской политической географии это провластно настроенные избиратели в регионах с большим удельным весом сельского хозяйства и соответствующего машиностроения. Это те, кто голосовал в 1996 году за Зюганова в первом туре. Так проголосует страна, за исключением среднего класса Минска и еще двух-трех городов рядом с западной границей. Сомневаться в том, что глубинному белорусскому народу вполне нравится Лукашенко, не приходится.

Показательно, что все эти годы у действующего руководителя страны не было ни одного даже потенциального конкурента внутри административной системы. Это не следствие усилий администрации президента, это мало кому до такой степени подвластно. Это скорее такая особенность уже обрисованной политической культуры и России, и Беларуси уже на уровне элит. Наша оппозиция ни разу не рассматривала свой электоральный проигрыш как что-то неприемлемое, требующее кардинальной корректировки. Последними, кто у нас что-то не признавал, были ампиловцы и баркашовцы в октябре 1993 года. Тогда все остальные элиты получили прививку от стимулирования гражданской войны и на всякий случай впоследствии не оспаривали практически ничего и никогда. В современной административной системе гораздо более сильными оппонентами исполнительной власти являются либо Счетная палата, либо Следственный комитет. Конкуренция, причем жесткая, разворачивается между системами внутри исполнительной власти. Но не между политическими партиями.

У соседей России такая же ситуация. В корпоративном государстве, связанном договоренностями между кланами, а глубже — между сословиями, голосование осуществляется профессиональными сообществами, внутри которых быть активным меньшинством крайне трудно. Посмотрите данные голосований на профсоюзных собраниях за последние сто лет. Даже в творческих союзах расколы крайне редки. Самодостаточные модели политической поддержки в открытом формате и не должны выглядеть единогласно. Вполне достаточно давать несогласным выразить свою критическую оценку и на выходе получить примерно одно и то же распределение, связанное с лояльностью от двух третей до трех четвертей активной части сознательных граждан. Это, как ни странно, имеет сильные корни в социальной культуре постсоветского общества.

— То есть Лукашенко может быть абсолютно спокоен?

— И он спокоен. Как показывает опыт протестного голосования в России, критически настроенные горожане и в формате Союзного государства за кого угодно проголосовали бы, только не за Лукашенко — не важно, Бабарико это, Цепкало или оставшаяся в сценарии Тихановская. Но президенту суверенной Беларуси ничто не мешает, у него понятная траектория политической карьеры, а точнее, судьбы. Пока есть возможность — сконцентрироваться на персональном правлении, не задавая бессмысленных вопросов ни про преемников, ни про будущее. Найдется какой-нибудь свой белорусский Андропов, который плавно пересядет в стул генсека тогда, когда настанет пора типа начала ноября 1982 года в СССР.

Партии за газ

— Но откуда вообще взялись Бабарико, Цепкало и Тихановская? Ведь была вполне себе предсказуемая старая оппозиция, не претендующая на выдающиеся роли. Принято считать, что КГБ в Белоруссии всесильно. И тут вдруг появляются откуда-то якобы независимые оппоненты. И всем кажется, что это такая уловка Лукашенко.

— Мы у себя очень часто наблюдали, особенно на рубеже 1990-х и 2000-х годов, как руководители региональных финансово-промышленных групп, в том же самом Подмосковье, почувствовав горячую ситуацию в отношениях с правоохранительными органами, вступали в противостояние с региональной политической властью. Тогда они неизбежно политизировали свою деятельность, искали каких-то покровителей в администрации президента, правлении крупнейших корпораций, еще где-то, рассказывали какие-то байки, что они с кем-то в правительстве, с каким-нибудь российским министром на короткой ноге. Я это и по Уральскому региону до сих пор неплохо помню. Но, увы, закончили все одинаково. Практически ни один региональный лидер не сумел таким образом решить свои проблемы. В лучшем случае отсрочил свою участь.

Полагаю, что история с оппонентами на стадии сбора подписей — это не срежиссированная акция, это жест отчаяния. Каждый по-своему попытался защитить свой бизнес. Однако в постсоветской культуре диалог бизнесмена с правителем не срабатывает так, как этого ожидает окружение бизнесмена. И понятно, что режим пока еще сравнительно мягко себя ведет по сравнению с прошлыми годами.

— Но Россия точно ни при чем? А то ведь возникли претензии к «дочке» Газпромбанка, Лукашенко прямым текстом обвиняет россиян в спонсировании мятежа.

— Компетентным органам проще посмотреть на ситуацию как на следствие расшатавшейся дисциплины внутри дочерних обществ отечественных монополий. С этой точки зрения где-то на стыке между первостепенными и второстепенными задачами менеджеры сначала запутались, а потом, может быть, слегка заигрались всего лишь с отчетностью. Но эта безусловно неприятная ситуация не сводится к нарушению каких-то политических интересов Российской Федерации в целом.

О наличии «зоны компромисса» говорит визит Грефа на открытие фонтана в День независимости (3 июня Герман Греф от Сбербанка подарил Беларуси светомузыкальный фонтан стоимостью 1,2 млн долларов на День независимости. — «Эксперт»). Визит топ-менеджера такого уровня — достаточно чуткий индикатор того, что у руководства Беларуси на российском фронте нет никаких не подлежащих обсуждению проблем. Просто никаких, как бы кому-то из пресловутой «антилукашенковской» партии в России этого ни хотелось.

— Что это за партии? Рисуют партию за глубокую интеграцию с Белоруссией и партию против. И их представители якобы нашептывают Путину, как себя вести с Лукашенко. Как на самом деле обстоят дела?

— Для понимания российско-белорусских отношений нужно постоянно держать в фокусе российско-украинские отношения, внутри которых есть две «партии» хозяйствующих субъектов. Причем обе партии имеют опору внутри российской системы хозяйствования, пусть даже и на внешних рынках. Одна — партия дешевого транзита энергетических ресурсов через сопредельную страну на рынок, знакомый еще с 70-х годов прошлого века. Другая партия предпочитает создавать и контролировать инфраструктуру хранения ресурсов в непосредственной близости к конечному потребителю. Две «партии», а точнее «бизнес-салоны», на манер произведений классиков русской литературы, конкурируют в рамках вполне допустимых по любым меркам — от ВТО до Интерпола — схем работы на внешних рынках. Но время от времени их конкуренция проецируется на отдельные политические группы в самой элите. Пытаясь вернуть статус-кво, бизнесмены, по сути дела, вербуют для себя корпоративно союзников там, где это возможно.

В случае с Беларусью то же самое. Никаких про- или антибелорусских партий в политическом смысле в России нет. Есть российские корпоративные структуры со своими интересами, методами и способами конкуренции на глобальных сырьевых рынках. Заметьте, никакой солидарности банкир Греф (Сбербанк) с банкиром Акимовым (Газпромбанк) не проявил. Он приехал дать кредит, который вполне мог дать и любой другой системообразующий российский банк. Российские деловые круги по большей части грамотно используют ситуацию на приграничных рынках для извлечения вполне законной взаимной выгоды.

Возможность отправить правительство в отставку на любой стадии переговоров представителей этого правительства с российским Белым домом позволяет спокойно выстраивать правильные отношения с нужными людьми в деловой элите Российской Федерации. Я думаю, что в любой стране СНГ все деловые круги хотят дружить с Россией. И каждый хотел бы иметь выгоды, включая ренту, которую сейчас планировалось продолжить перераспределять на платформе рынков Союзного государства.

— Хотят дружить — но только за выгоду?

— Формула политэкономического счастья очень простая. «Экономическое чудо» — это прежде всего чудо возможностей собственного бюджета, если общие правила игры участников взаимной торговли позволяют. Возможно, в момент выхода на договоренности по Союзному государству участники с обеих сторон поняли, что дальнейший процесс несет определенный риск существующим схемам, что может нанести и личный ущерб. Это идентичная Украине история, просто в другой политической аранжировке. Но что интересно: премьеры в текущем году поменялись с обеих сторон (не из-за «дорожных карт» Союзного государства как таковых, но и без возможности продолжить с опорой на достигнутые результаты).

Зачем нужна Белоруссия

— Говорили, что как раз иждивенческая схема (покупка российского газа по самым низким в мире ценам и перепродажа с выгодой без понятного профита для самой России) в последнее время перестала устраивать российское руководство, прежде всего Владимира Путина. После чего начались проблемы в отношениях с Лукашенко, его истерики, невыданные кредиты и скидки, проблемы с интеграцией.

— В двусторонних отношениях последнего года есть только один непонятный для меня лично вопрос. Почему не опубликовано большинство «дорожных карт» из тех тридцати, которые были согласованы по секторам, политикам и отраслям? Обычно такие материалы становятся легкой, порой даже случайной добычей для журналистов. Множество проектов документов находится на согласовании в целом ряде ведомств. Большинство проектов международных договоров должно проходить определенную процедуру парламентского согласования. Какая-то утечка должна быть. Но ее нет! Это очень загадочный момент.

Возможно, строгое соблюдение конфиденциальности основано на ожиданиях сохранить еще на два-три года существующую модель отношений в работе с энергетическими ресурсами и оставить на текущем уровне дополнительную прибыль от соответствующих операций как на собственных, так и на внешних рынках. Однако по факту этого тоже не произошло, безотносительно к подготовленному выходу на дополнительные унифицированные подходы к интеграции.

— То есть Россия ждала глубокой интеграции?

— В российских политических кругах были все основания ожидать, что белорусские коллеги пойдут на углубление административной интеграции. Думаю, что последняя серьезная беседа команд переговорщиков на тему была в прошлом году в Сочи. Гостей убеждали подписать «дорожные карты». Когда этого не произошло, в России начали заниматься поправками к Конституции. На мой взгляд, эти два процесса сильно коррелируют между собой. Потому что поправки очень легко считываются как адресованные не только российскому, но и белорусскому народу.

На мой взгляд, именно масштаб охвата повышенными социальными обязательствами — объективная причина того, что не договорились. Скорее всего уже и не договорятся. Но с этим ничего не поделаешь. Обратного хода нет. На чем не договорились субъективно — мне трудно сказать. Видимо, неоткуда было взять «заразительный» пример того, как складывается та самая траектория карьеры лидера страны после передачи не только экономических, но и социальных полномочий на наднациональный уровень. Хотя для ряда специалистов по интеграции давно очевидно, что высшие органы управления не Союзного государства, а Евразийской экономической комиссии уже сейчас можно было бы усилить на два порядка.

— Зачем России интеграция с Белоруссией? Зачем России вообще Белоруссия, если говорить не только о вековой дружбе народов и братской любви?

— Экономическим проектам из России нужны любые рынки, администрируемые схожим с российским образом. Если белорусская экономика будет теснее и плотнее интегрирована с российской, тогда часть деловых кругов Украины перейдет хотя бы на те запросы к отношениям с Россией, на которых сейчас находится Беларусь. Появится маркер для хозяйствующих субъектов Украины, что лучше сближаться с Россией и повышать качество жизни и уровень развития единых рынков, чем жить мифами о евроинтеграции. Других мотивов нет.

В основе позитивных перемен всегда лежит как минимум сопутствующий социально-экономический интерес. Успех российско-белорусских экономических проектов усилит мотивы деловых кругов по реинтеграции Украины хотя бы в экономические интеграционные программы. В рамках СНГ, а может быть, и Евразийского союза. Понимаю, что пока это звучит как пари на вагон селедки. Однако убежден в долгосрочной достоверности своего прогноза.

— То есть и геополитический, военный фактор Белоруссии не играет роли?

— Нет.

— Уже нет?

— Я точно не специалист в военных базах и учениях на границах. Но надеюсь, что гиперзвук делает менее значимыми геополитические кордоны.

— Возможна ли в принципе интеграция двух разных экономических систем в пространстве СНГ, которая привела бы к росту благосостояния народов?

— Насколько я понимаю, еще в 2012 году деловым кругам Украины были сделаны весьма и весьма конкретные предложения и тогдашнее правительство Украины практически одной ногой стояло в Таможенном союзе. Майдан — это в том числе следствие неадекватных действий разобщенных по отраслям штабов именно в части интеграции. Как в отношении российского сектора, так и, отчасти, белорусского (есть новый спрос, но возникает и конкурентное предложение). Но возможность многосторонней интеграции не была исключена тогда и не исключена сейчас. Евросоюз как таковой переживает не лучшие времена, дуэт из Германии и Франции уже не является инструментом эффективного урегулирования возникающих конфликтов.

Руководители наших стран точно знают, чего они ждут друг от друга в первой половине 2020-х годов. Но почему-то отдельные эпизоды диалога публично выглядит как дебаты кандидата на, возможно, и несуществующую должность с лицом, которое вполне спокойно продолжает занимать властный пост. Как ни странно, временами эта своего рода толерантность к критике хороша прежде всего для российской политической и административной системы. Каждый раз критика нашей неуступчивости по отношению к ожиданиям со стороны соседа возвращает нас к самооценке эффективности нашей собственной экономической системы.

Давайте спросим экономистов, и, возможно, они подтвердят, что ничего особо убыточного в том, чтобы «содержать Белоруссию», на самом деле нет. Это не такой уж большой оброк для России. Я думаю, что на уровне премьеров это понятно.

— И Путин согласен на «оброк»?

— В отношениях, где на уровне министерств ведется диалог с позиции не столько национальных, сколько отраслевых ведомственных интересов, главы государств всегда могут в момент своих встреч сыграть на контрасте. Президенты стран СНГ встречаются в Санкт-Петербурге ежегодно в декабре. На таких встречах каждый гость главы российского государства вправе продемонстрировать сопровождающему его пулу СМИ свою политическую устойчивость за счет союзнических отношений с Россией. Схема работает столетиями, и нет смысла от нее поспешно отказываться.

Миссия Путина

— Есть ли у Владимира Путина историческая миссия собрать русские земли или часть русских земель? Исправить историческую ошибку с развалом СССР и будто бы вернуться в 1990 год? Сейчас, после принятия поправок к Конституции, это для него актуально? Не зря он накануне голосования произнес такую фразу: «Если та или иная республика вошла в состав Советского Союза, но получила в свой багаж огромное количество российских земель, традиционных российских исторических территорий, а потом вдруг решила выйти из состава этого Союза, ну хотя бы тогда выходила с тем, с чем пришла. И не тащила бы с собой подарки от русского народа».

— Сейчас часто можно услышать, что парад суверенитетов начался не в Советском Союзе, а в РСФСР. Съезд народных депутатов РСФСР был составлен во многом из представителей национальных республик, которые до этого себя позиционировали во многом как сильные автономные республики. Декларация о государственном суверенитете РСФСР на самом деле имела цементирующую силу. Она склеивала разные по своим амбициям части будущей федерации. Она утвердила и установила такого уровня ценности и принципы, которые одинаково нравились всем региональным политикам той поры. Благодаря чему сохранился тот каркас и контур страны, в которых осуществляется федеративное управление.

То, что касается всех остальных суверенитетов… Тогда у всех перед глазами был пример распада на части Югославии. Первым постсоветским элитам тех лет хватило осторожности не поднимать в буквальном смысле пограничные аспекты дезинтеграции. Что-то из того наследия надо аккуратно «разминировать», но уже не по отношению к реакции со стороны соседних стран. А исходя из внутренних ожиданий по углублению федерализации. Основа для этого — прогноз демографического развития, стратегия пространственного развития.

Вероятнее всего, среди нового потока квалифицированных мигрантов в Российскую Федерацию будут преобладать те наши соотечественники, кто справедливо считает нашу страну своей исторической родиной, местом, где родились поколения предков. Ничего плохого ни для кого в этом нет. Это точно не должно вызывать изжогу у националистов в элитах стран, которые столкнутся с оттоком населения. То, что националисты в элитах есть, — безусловно, почему бы им не быть? В любой политической элите сегодня это есть. Вопрос — насколько это ярко выражено и выходит за рамки риторики.

При этом ностальгические призывы будут звучать на пресловутом постсоветском пространстве повсюду, но по-настоящему постсоветские элиты постоянно будут одергивать своих внутренних романтиков. Одергивать исходя из того, что все-таки мы живем в сложном взаимосвязанном мире и просто присоединение какой-то территории само по себе уже ничего не дает. Надо про конкуренцию на низких орбитах среди спутниковых группировок думать, а не про то, где арендовать земельные участки для элементов наземной инфраструктуры.

— А как насчет интеграции в рамках Евразийского союза?

— Она неизбежна. Просто пока Россия не готова признать, что она является страной-донором. Пока Россия находится в той фазе существования, когда она пытается как-то воздействовать на элиты стран-соседей через экономические аргументы, но при этом не понимает, как реагировать на историю с суверенитетом. Сейчас ключевая проблема — гипертрофированное восприятие понятия «суверенитет». Причем сложно до конца прояснить, почему он вдруг гипертрофировался. Может, коронавирус этому способствовал и карантин. Изоляционные защитные механизмы пересеклись на уровне идеологии выживания с тематикой суверенитета. Людям сейчас будет интереснее, поделится ли Россия новыми вакцинами против коронавируса с партнерами по Евразийскому союзу. Это не менее важные для жизни вопросы геополитики, чем лингвистические барьеры в квалификационном экзамене на водительские права и даже переход на латиницу.

Россия была, есть и будет донором программ макрорегиональной интеграции по ряду причин. Другого формата, кроме перехода на единую политику на едином макрорегиональном рынке, позволяющего преодолеть кризис глобализации, с 2008 года так и не возникло. Будущее каждой страны определяется представлениями о своем достойном месте в мире. Самое очевидное в такой ситуации — опираться на ресурс добрососедства. Даже если сам ЕАЭС будет состоять из десятка стран, разбросанных по всем материкам (правда, и назваться он тогда будет как-то иначе)

Куда уходит Восток

— Если возвращаться к Белоруссии, были такие разговоры, что, мол, если Лукашенко будет упираться в интеграционном процессе, то Россия его может сменить. Но это, по-моему, совсем не в стиле Путина.

— Судя по фильмам, максимум, что можно по наработанному регламенту спецслужб сделать, — эвакуировать стратегического партнера из зоны чрезвычайной ситуации на вертолете.

— И поставить своего человека?

— Анализа любой ближневосточной сказки хватит, чтобы не заигрывать в истории с политическими наместниками. Любой правитель, чьи ожидания связаны с Россией, прекрасно понимает, что все проблемы, которые у него могут быть, будут связаны исключительно с ошибками кого-то в собственном окружении. Россия тут никак не причастна. В описании и восприятии того, что Россия как-то влияет, формирует свои группы лояльности, больше мифов, подогреваемых ее оппонентами. Любые отношения находятся в русле дипломатии и экономики. Посмотрите на глав российского и белорусского внешнеполитических ведомств. Любой ректор любой дипломатической академии скажет вам, что эти отношения близки к идеальным. Посмотрите на конструктивные отношения, которые, например, системы исполнительной власти пытаются чуть ли не ежеквартально выстроить на премьерском уровне.

С обеих сторон все как могут подыгрывают ожиданиям прорыва в договоренностях. Просто потому, что таковы поручения верхнего уровня. Но все равно не всегда получается. Не всегда получается преодолеть ту опору на корпоративное доминирование, которое сложилось после 1990 года в секторе естественных энергетических монополий.

Тогда распалась на части единая хозяйственная система. Новая система в каждой новой национальной экономике тоже функционирует, но она неподконтрольна директивным указаниям из какого-то одного центра. Самые живые работают с внешними заказчиками как на западе, так и на востоке евразийских просторов. Например, белорусские автоперевозчики уже вписались в новую систему со своими компетенциями. Раз у них есть заказ, у них есть возможность возить кого угодно куда угодно, то они это будут делать. А все эти споры, связанные с политикой в сфере естественных монополий, им тактически не сильно интересны. Им важнее, чтобы по всей территории ЕАЭС можно было продукты питания перевозить.

Поэтому если вокруг России что-то случается, то исключительно потому, что кто-то в оценках ситуации сам у себя перезакрутит и сорвет гайки еще на стадии инструктажа в казарме и жандармы нечаянно кого-нибудь задавят во время уличных протестов. Вот там уже дальше… Но это точно не к Российской Федерации вопросы. Это будет аналог истории с этим американским гражданином, которого американский же полицейский задушил. Эту историю можно всем составом спецслужб всего мира смотреть и ни в коем случае не повторять.

— Вы много сравнивали Белоруссию с Украиной. А мы как раз писали о том, что Россия теряет Белоруссию по украинскому сценарию*. Очень много белорусов ориентированы на Польшу. Очень много бизнес-интересов с Польшей. Молодые люди уезжают на Запад работать, учиться. Есть давление на русский язык, странные исторические мероприятия, учебники. Не считаете, что Белоруссия понемногу уходит от России? (*«Союзное государство теряет будущее», № 39 за 2019 год.)

— Любая страна, граничащая с самой сильной в мире интеграционной группировкой, движется не только ногами, руками, электронными кошельками трудовых мигрантов массовых профессий, но и на уровне гражданского общества, на уровне представлений среднего класса о будущем для детей и внуков. И по моим, например, наблюдениям, это не только Польша, к которой у многих белорусов настороженное отношение в силу исторического прошлого, а скорее Прибалтика. А на уровне столиц, наверное, Вильнюс. Это такой бытовой евроцентризм на уровне «лекарство съездить купить». Это не перешибить. Это вопросы качества жизни. Ну хотят они работать в Европе, поэтому учатся в Европе, поэтому стараются получить дипломы европейских университетов, в Кракове, Варшаве. Ну и что? Это невозможно с помощью политики перебороть. В России же тоже выпускник МГУ, или МГИМО, или Высшей школы экономики автоматически не получает работу в штаб-квартирах российских естественных монополий. Это надуманная взаимосвязь, что они отворачиваются от России и в Европу уходят.

Нам в любого вида спорах славян между собою («милые бранятся — только тешатся») важно других партнеров по ЕАЭС не потерять. Тех, кому, в отличие от наших западных соседей, не так легко доехать до Вильнюса или до Кракова. Решение оставить мигрантов на российском рынке труда без повторного прохождения процедуры регистрации (понятно, что это было сделано под давлением российского строительного лобби, тем не менее), спасло ВВП ряда центральноазиатских стран. Это была лучшая антикризисная и проинтеграционная мера. В числе прочего возник шок, связанный с осложнениями после пандемии. Эксперты были уверены, что все страны ЕАЭС пройдут ситуацию с коронавирусом примерно одинаково. Но в рамках ЕАЭС по-прежнему необходимо оказывать гуманитарную помощь той стране, которая в ней максимально нуждается.

— А Китай странам ЕАЭС не помощник?

— Боюсь, что мы все Китаю как подопечные не особо интересны, ни сейчас не потом. И не к сожалению, а к счастью. Но территория Северной Евразии при этом по-прежнему периферия для китайских проектов «Экономического пояса Шелкового пути». Китаю эта инфраструктурная обуза, видимо, даром не нужна, зачем содержать избыточные альтернативные варианты движения грузов из Китая в Европу? Китай другие пробивает дороги, южнее наших общих трасс. Поэтому к упованиям на Китай отношение не менее настороженное, чем к идеям реанимации СССР.

— А что с интересами Китая в Белоруссии? Тоже обуза? Это не геополитический узел, где сошлись интересы Китая, Запада и России?

— Нет, это вполне объяснимая мифологема. С помощью авторитета председателя КНР можно пытаться что-то для себя выторговать на протяжении десятилетий. Китаю, судя по всему, нужны морские порты, объекты энергетической и телекоммуникационной инфраструктуры. Стратегически попытки разместить в тех или иных странах производство, чтобы быстрее попадать в Европу, оказались малоинтересными. Поэтому Китай хоть сейчас может закрыть все свои проекты в любой стране мира. Особенно с учетом повсеместного повышения экологических стандартов производства и соответствующих рисков.

— Китайцы дают белорусам кредиты.

— Кредиты сначала дают, потом возвращают, при этом обеспечивают тотальными поставками своей же продукции. Ожидание списания долгов точно не повод для принятия больших системных решений. Точно так же, как и поиск ситуативной опоры для восточноевропейского суверенитета за океаном. Если можно предположить, что специалисты по противодействию «восстаниям масс» наряду с Украиной устроят еще какой-нибудь «медиатренинг» на примере Беларуси — значит, надо за этим пристально наблюдать, не отвлекаясь на флирт.

— А это реально?

— При нынешнем американском президенте это нереально. Но это не означает, что какая-то самостоятельная часть американской элиты не смоделирует ради интереса в публичном пространстве дежурную провокацию.

— Просто в Белоруссии, кажется, нет такого расцвета НКО и всяких западных грантов, которые легли в основу украинской цветной революции и форматировали общество.

— Подобные перевороты после череды необратимых ошибок жандармерии «расцветают» мгновенно, и криптовалюты, наверное, более или менее быстро на глобальном черном рынке конвертируются, если надо что-нибудь такое организовать. Это все прекрасно знают. Просто белорусы сами по себе люди очень добрые и спокойные. Любые соцопросы демонстрируют, что российский лидер нравится многим белорусам не меньше, чем белорусский лидер нравится определенному типу российского избирателя. В союзном государстве рейтинг каждого из руководителей тактически просел бы из-за каких-то новых протестных реакций, связанных с новым обнулением, но при этом стратегически тандем получил бы весь положенный ему ядерный электорат в рамках существующей процедуры голосования без вопросов.

Будущее Белоруссии

— Как вы относитесь к идее передачи власти сыну Александра Лукашенко? Это же вообще какая-то архаика.

— Я всегда Индию вспоминаю, когда про трудовые политические династии говорят. В итоге там осталась только Соня Ганди, которая сама не в Индии родилась. А на смену казавшемуся бессменным Индийскому национальному конгрессу пришли новые организации с новыми лидерами. Дети вождей — чувствительная проблема. Мы с вами можем легко привести примеры из истории двадцатого века. У каждого государственного деятеля есть своя, ощущаемая только им самим ответственность перед членами собственной семьи. Проблемы преемников вне монархий не существует. В двадцать первом веке ни один политический кардинал не осмелится выстраивать конструкцию по поводу юного преемника. Я думаю, что и самому отцу семейства в человеческом плане это не сильно нравится, какую бы страну каждый из нас ни подразумевал в ответе.

— Просто есть ли иной вариант развития белорусской системы власти?

— Понимаете, есть такие чуть ли не метафизические вопросы, на которые даже у главы государства нет ответа. Лидеры многих современных стран вынуждены жить в этом самоограниченном незнании о том, как будет «после них». И скрепя сердце мириться с досужими спекуляциями относительно судьбы родных детей. Если пофантазировать, то они им на ночь обещают что-то типа такого: «Нет, Коля, ты не будешь президентом. Даю тебе честное слово».

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl