«Я буду твоим цензором!»
Эта фраза, сказанная Николаем I Пушкину во время их личной встречи во второй половине 1826 года, ознаменовала собой как новый этап в жизни самого поэта, так и новый период в истории русской литературы, период постепенного закручивания цензурных гаек, продолжительностью в тридцать николаевских лет.
Сам Пушкин воспринял её с воодушевлением и проникся к императору искренней симпатией. Однако слова Николая поэт, как показало время, понял неверно. За ними крылось не обещание покровительства, а повышение внимания к Пушкину и его товарищам по Парнасу со стороны государства, в том числе и со стороны Третьего отделения.
Античный пример
«Цензор» — в современном понимании этого слова — государственный надсмотрщик за культурой. Слово пришло из республиканского Рима. Эту должность там учредили ещё в 434 году до нашей эры, и к редактированию произведений искусства в угоду казённым интересам она никакого отношения не имела. Цензор осуществлял ценз — важнейшую для функционирования Римской республики работу: перепись населения с оценкой имущества граждан для разделения их на сословия. От её итогов зависело, например, кто имеет право голоса, а кто — право быть избранным на ту или иную государственную должность. Со времён Октавиана Августа должность цензора стал принимать на себя император.
Николай I действовал по примеру первых римских императоров. Он именно что возложил на себя эти обязанности. И, надо сказать, честно отработал цензором лучших произведений русской литературы, сотворённых в его эпоху. Следил он отнюдь не только за Пушкиным, которого не стало через десять лет после того самого разговора. Стоит отметить, что в 1828 году внутри Министерства народного просвещения, при прямом участии Николая, было создано Главное управление цензуры, в подчинении которого находился созданный ещё Екатериной Петербургский цензурный комитет. Однако наличие этих структур не мешало императору лично «досматривать». Иными словами, любая книга, прошедшая через цензурный комитет, управление цензуры и Министерство просвещения, могла затем оказаться на столе у Николая. Стоит ли говорить, что это обстоятельство мотивировало цензоров к удвоению их усилий и ужесточению санкций в отношении читаемых ими текстов?
«Дон Кихот самодержавия»
Любые «колебания низов» Николай воспринимал как смертельную угрозу. Жёсткая цензура, введённая им, была призвана уничтожить вольнодумие, пришедшее из книг. В идеальной вселенной, выстроенной Николаем в своём сознании, но никогда в реальности не существовавшей, цензор должен был следить за тем, чтобы к подданным через печатное слово не закралась мысль о неуместности самодержавия.
Лучший поэт России должен был с этой точки зрения находиться под особым контролем, который, впрочем, на практике оказался жёстким, но не удушающим. Николай много придирался к пушкинским метафорам. Например, в «Медном всаднике» Николаю не понравилось словосочетание «строитель чудотворный», применённое к Петру, и следующее четверостишие:
И перед младшею столицей,
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей,
Порфироносная вдова.
Многие пушкинисты склоняются к версии, что в этом сравнении Николай увидел намёк на свою мать и жену, который, разумеется, счёл недопустимым.