«О том, что Олег хочет открыть свой театр, он говорил еще когда был школьником», — вспоминают друзья Олега Ефремова
В прошлом году отмечалось 95-летие со дня рождения Олега Ефремова, и по-прежнему не иссякает интерес к личности талантливого актера и режиссера. В этом материале - воспоминания двух друзей Олега Николаевича, которые прошли через всю его жизнь. Николай Якушин познакомился с Олегом во втором классе (!) и, несмотря на то что выбрал другую профессию, продолжал общаться до последних лет. Геннадий Печников дружил с Ефремовым с Детского театра, предпринял с ним знаменитую поездку по Волге и также до последних дней был в поле зрения Ефремова. Воспоминания этих людей объединяет одно: бесконечная любовь к Олегу Николаевичу и понимание его уникальности.
Николай Якушин: «Зачем голую женщину повесили над моей тахтой? Вот из-за этого все!» — говорил Олег»
Ефремов первым подошел и предложил: «Хочешь со мной дружить?» Дело было в сентябре 1936 года, в школе № 70 в Гагаринском переулке, во 2-м «А». Еще бы я не хотел! Я с большим интересом посматривал на этого мальчика. Он выделялся среди всех, даже одет был по-особому: носил не бесформенные штаны, а модные и довольно дорогие бриджи. Ко всеобщей тайной зависти, Олег осмеливался гулять за руку с Леной Маурер, в которую все в нашем районе были влюблены, но никто никогда не решился бы в этом признаться: во-первых, неизвестно, что сказала бы Лена, а во-вторых, разве к лицу мальчикам водиться с девочками? Но для Олега не существовало ни страхов, ни предрассудков. В нем был силен дух независимости. Конечно, мне хотелось дружить с таким мальчиком, и я был очень рад, что он ко мне подошел.
Вообще-то мы с Олегом уже год были одноклассниками, но в другой школе — № 9 в Староконюшенном переулке. В классе было человек сорок учеников, и Ефремов на меня особого внимания не обращал. Но во второй класс нас с ним обоих перевели в 70-ю школу, и он, увидев знакомое лицо, выделил меня из толпы. Так началась наша дружба, длившаяся 64 года, до самой смерти Олега Ефремова. Он был старше меня всего лишь на полтора месяца, но никогда об этом не забывал. Даже когда мы стали взрослыми, мог в разговоре напомнить: «Ты меня послушай, я ведь старше тебя!»
Жили мы с ним неподалеку друг от друга, на Арбате. В тихих арбатских дворах тогда еще сушили белье на веревках, там ходили старьевщики с криком «Старье берем!», точильщики, которым жильцы выносили ножи и ножницы. По Арбату в то время ходили трамваи, но в переулке можно было встретить телегу, запряженную настоящей лошадкой. И этому никто не удивлялся, а вот появление автомобиля в наших патриархальных дворах воспринималось как целое событие. Мой дом — особняк напротив «Дома драматургов и литераторов» — был любимым местом наших с Олегом игр, потому что там было много места. А в доме писателей жили разные интересные личности, например Булгаков. Но мы были детьми и не особо интересовались своими соседями. Только спустя много лет мы узнали, с кем рядом прошло наше детство.
Я же любил бывать в гостях у Олега. Как и многие в те годы, Ефремовы жили в коммуналке. Но как же их коммуналка отличалась от всего, что я до этого видел! Первое, что поражало при входе, — тишина. Обычно в коммуналках стояли шум, гам, ругань. И всегда куча вещей в коридоре: сундуки, велосипеды, корыта для стирки. А тут — чистота, порядок. Телефон на стене висит. А ведь в квартире кроме Ефремовых еще три семьи, но, видимо, каким-то чудом подобрались интеллигентные. И комната Ефремовых поражала — большая, светлая, на полу настоящий паркет. Помню старинный резной буфет: единственная вещь, которую Олег потом неизменно возил с собой, переезжая с квартиры на квартиру, — он им очень дорожил. А за буфетом стояла его тахта. Рядом — настоящий письменный стол (для тех времен роскошь). На стене картина — обнаженная женщина. Много лет спустя, когда мать упрекала Олега в любвеобильности и постоянных романах, он ей говорил: «А зачем голую женщину повесили над моей тахтой? Вот эротические чувства во мне и пробудились!»
Мама Олега, Анна Дмитриевна, очень мне нравилась. Довольно полная, но красивая. И добрая. Хорошая хозяйка, державшая дом в порядке и чистоте, к тому же еще и прекрасная кулинарка. Я всегда с удовольствием обедал в их хлебосольном доме. Несомненно, Анна Дмитриевна была главной в семье, все держалось на ней. А вот отец Николай Иванович — тихий, сдержанный, немногословный, его присутствие в доме даже не сразу замечалось. Надо было сойтись с ним поближе, чтобы оценить тонкое чувство юмора, интеллигентность, глубину ума. Это был замечательный человек, которого Олег очень любил и многое от него взял.
Дружба с Олегом не оставляла никаких шансов на скучную жизнь. Он просто говорил: «Нам с тобой надо пойти заниматься в Дом пионеров» — и мы шли. Сначала Олег выбрал для нас исторический кружок, занятия там вел краевед Александр Родин. Он знал абсолютно все об истории Москвы, о любой улице рассказывал очень интересно. В конце года нужно было подготовить какой-то доклад, и мы с Олегом углубились в жизнеописание первопечатника Ивана Федорова — за эту работу нас даже наградили поездкой в туристический лагерь. На другой год Олег сказал: «Нам надо заняться фотографией!» Ему как раз родители подарили на день рождения фотоаппарат «Фотокор». И стали мы учиться в фотокружке — снимать, проявлять, печатать снимки, ведь тогда это был непростой процесс. Первым профессионально сделанным фотоснимком Ефремова стал мой портрет. Позже, уже взрослым, Олег любил фотографировать в путешествиях.
Дом пионеров был тогда очень серьезным учреждением, куда брали не всех, только по рекомендации от школы. Олегу нетрудно было достать рекомендацию — его постоянно куда-то выдвигали: то в старосты класса, то в председатели совета пионерского отряда — он ведь был прирожденным лидером. Как-то он придумал делать стенгазету под названием «Заноза», где высмеивались неуспевающие ученики и хулиганы. Не помню, чтобы кто-нибудь на нас за это обиделся — Олега любили и уважали. За исключением разве что нашей классной руководительницы Елизаветы Ивановны. Она обращалась с учениками как с солдатами на плацу — в приказном тоне. А Олег не желал бездумно подчиняться чьим-то требованиям и то и дело настаивал на объяснениях: «А почему мы должны это делать? А зачем?» По тем временам это было неслыханно, к учителям все относились с огромным уважением. Да и опасно было демонстрировать свободомыслие в конце тридцатых, когда люди боялись собственной тени. Мы, впрочем, были еще малы, чтобы задумываться о таких вещах. И уж во всяком случае Олег ничего и никого не боялся. В результате Елизавета Ивановна стала подозревать его во всех грехах и, если видела какой-то непорядок, например разбитое стекло, говорила: «Это, конечно, Ефремов натворил!» Но ей не слишком верили — всем было понятно, что Олег уж точно не хулиган.
Хотя курить он начал в 12 лет — видимо, очень уж торопился почувствовать себя взрослым. Папиросы прятал на чердаке моего дома, где у нас был тайник. Еще помню, как мы ходили к пивной палатке, что стояла напротив Дома пионеров, брали квас, сушки с солью и пили, сдувая пену, делая вид, что пьем пиво, и стараясь держаться по-взрослому. А однажды, вернувшись с летних каникул, Олег гордо заявил мне, что побывал в «публичном доме». Я наивно спросил: «А что это такое?» Олег объяснил. Но я сразу понял, что он просто хвастается.
После провала на творческом конкурсе Олег волевым решением закрыл наш театр
Отношения с женским полом у нас были весьма целомудренными. Олег нравился многим девочкам. Как тогда говорили, им увлекались. Школьницы из соседних классов шептались, когда он шел по коридору: «Смотри, смотри, Ефремов пошел!» А Олег и рад был стараться: помню, раздобыл где-то на несколько часов ролики и давай кататься перед девчонками во дворе. Ему нравилось производить впечатление, но предпочтения он, казалось, никому не отдавал со времен Леночки Маурер. Много позже я узнал, что Олег, оказывается, был влюблен в нашу одноклассницу, но тогда он молчал как партизан и виду не подавал. Таня Р. — красавица, отличница, я тоже был в нее влюблен! Но, имея общий предмет страсти, мы никогда об этом не говорили. И никто из нас к ней так и не подошел, может быть потому, что каждому было неудобно перед товарищем.
Единственным, что омрачало нашу мальчишескую жизнь, было вечное отсутствие денег. При своей огромной любви к сыну, родители Олега не хотели его баловать и ограничивали в карманных расходах. Нам обоим выдавали какие-то копейки на школьный завтрак и на трамвай, а уже на кино мы выкраивали с большим трудом. Чаще всего нам хватало только на один билет. И тогда Олег с уверенным видом шел впереди, на ходу небрежно бросая контролеру: «Билет у товарища сзади!» После чего убегал. Я же делал удивленное лицо в ответ на вопрос: «А где билет на вашего товарища?» Один раз контролер попался хитрый. Схватил меня за шиворот и говорит: «По этому билету уже прошел твой друг, а ты погуляй!»
В общем, нам необходимо было как-то заработать. И Олег придумал, как именно. Говорит: «Мы с тобой должны открыть кинотеатр». У него был проектор для просмотра диафильмов. И вот мы нарезали бумажных билетиков и стали распространять их среди соседей по 20 копеек за штуку. Взрослые билеты у нас покупали, отдавая должное нашей предприимчивости, но на просмотр не приходили — видимо, диафильмы «Мойдодыр» и «Красная Шапочка» оказались не слишком хорошей приманкой. Приходили только дети, но их мы пускали бесплатно. Поскольку затея с кинотеатром не имела успеха, он быстро закрылся.
Самым удачным нашим «коммерческим предприятием» был заказ от домоуправления скинуть снег с крыши. Мы делали это втроем, с нами был еще один школьный приятель. И вот на троих нам заплатили 10 рублей. На что потратить? Олег предложил: «Давайте пойдем в столовую и отобедаем честь честью». Так и сделали. Пришли, заказали борщ, сосиски с картофельным пюре, лимонад и булочки. Обедали медленно, с расстановкой. И сосиски — в общем-то будничная еда — казались особенно вкусными. Потому что мы обедали на свои, как настоящие трудовые люди.
Еще одной идеей Олега был кукольный театр. Как обычно, чтобы воплотить идею в жизнь, мой друг развел самую энергичную деятельность! Раздобыл где-то ширму и попросил своего двоюродного брата, который умел рисовать, ее расписать как декорацию. Текст детской пьесы мы нашли в журнале — она, конечно, была очень простенькая и в духе 30-х годов. Про мальчишку, который мечтает служить в армии и говорит со сцены: «Я не буду дома жить, буду в армии служить!» Олег играл будущего призывника, а я — его верного пса Барбоса, который отговаривал хозяина уходить из дома. С этой пьесой мы не только с триумфом дебютировали на школьном вечере, но и были выдвинуты школой на районный конкурс самодеятельности. У нас закружилась от успеха голова, мы хотели и в районе стать лучшими. С нашей учительницей литературы мы репетировали день и ночь, она даже деньги нам давала на такси, чтоб возить реквизит. Однако на конкурсе мы провалились. Олег тут же волевым решением театр «закрыл». Он не любил проигрывать. Однако горевать долго тоже не мог. Через какое-то время он объявил, что нам с ним нужно готовиться к поступлению в мореходное училище...