Андрогинная ведьма, звезда декаданса, пугало. Как одевалась поэтесса Зинаида Гиппиус
В новой рубрике «Сноб» рассказывает про имидж известных писателей и поэтов. О прозрачном платье, мужских костюмах, ожерелье из обручальных колец поклонников, золотом лорнете и вызывающем макияже поэтессы Зинаиды Гиппиус — в третьем материале цикла «Авторский стиль»
Мужские костюмы
Зинаида Гиппиус стала настоящей поэтической звездой к концу ХIХ века — в эпоху, когда имидж и жизнетворчество для писателя имели едва ли не большее значение, чем сама литература.
С расцветом западного декаданса на почве российской культуры прижились представления о изощренном, болезненном и порочном эстетизме. Поэты-модернисты примеряли на себя экзотические образы: Валерия Брюсова называли «фараоном» и «сатиром», молодой Александр Блок выдерживал романтическую позу Пьеро, а Николай Гумилев и в жизни, и в творчестве не отступал от образа «конквистадора» в «панцире железном».
Зинаида Гиппиус экзальтированно провозгласила себя чуть ли не божеством — в одном из своих ранних стихотворений «Посвящение» она заявила: «…люблю я себя, как Бога». Это не было художественным преувеличением — всю жизнь Гиппиус верила в собственную исключительность, а к сказанному в стихах относилась с полной серьезностью, как к исповеди или молитве.
Образ «божества», некоего абсолюта, ориентирующегося во всем исключительно на себя, поэтесса поддерживала своей манерой одеваться.
Она не просто занималась литературным творчеством, но и стремилась сделать произведением искусства саму себя, свое тело. Гиппиус никого не допускала до своего тела — физической близости у нее не было даже с мужем Дмитрием Мережковским, с которым они прожили более 50 лет.
Неизвестно, оставалась ли она девственницей до конца своих дней, но есть догадки о том, почему ее не интересовал секс. Гиппиус с молодости ощущала себя андрогином. Она подписывала многие свои стихи и критические заметки мужскими псевдонимами, проявляла знаки внимания женщинам, исповедовала мистико-религиозные представления об андрогинности, почерпнутые из философии Платона и Владимира Соловьева, и демонстративно носила мужскую одежду.
В 1923 году в Париже под псевдонимом Лев Пущин она издала статью «О женском поле», в которой озвучила одну из главных своих мыслей: «Искусство имеет право не считаться ни с мужским, ни с женским полом, не признавать двух мер, а только одну, свою». Эту идею Гиппиус всю жизнь отстаивала буквально собственным телом, зачастую одеваясь в мужские наряды.
В конечном счете это сформировало ее фирменный эстетский имидж, который стал продолжением мировоззрения поэтессы и способом превратить в произведение искусства саму себя. Надевая мужской костюм, она превращала себя в публичное высказывание — о свободе художественного поиска, об имморальности самовыражения и «бесполой» сущности искусства как такового.
Благодаря такой одежде Гиппиус могла оставлять отсылки к представителям мировой культуры не только в своих текстах, но и в имидже. Один из любимых мужских образов поэтессы — наряд «под Оскара Уайльда», в котором она запечатлена на картине Леона Бакста. Художник изобразил ее в черном жакете, жилетке, белой блузке с жабо и длинными рукавами, коротких бриджах, черных чулках и лакированных туфлях, украшенных атласными лентами.
Другим любимым мужским нарядом молодой поэтессы стала матросская блуза в сочетании с короткими штанами — базовая одежда для юношей в Российской Империи конца ХIХ века. В таком виде Гиппиус предпочитала проводить время у себя в загородном доме. И даже на своей свадьбе с Мережковским она появилась в нетрадиционном облачении: поэтесса надела строгий темно-серый костюм, а вместо фаты — шляпу.