Подменное настоящее
Что делать с любимым прошлым, которое тебя обкрадывает
Иногда так любишь какое-нибудь прошлое, что как-то забываешь, когда живешь, сейчас или тогда, особенно если «сейчас» отличается от «тогда» достаточно резко. В случае, если настоящее не отличается от прошлого — и даже старательно не отличается, стремится с ним отождествиться, — любить и забываться сложнее.
В карьере критика бывает первая любовь. В студенческие годы я увлекся архитектурой неоклассицизма начала XX века, по‑ том даже написал о ней книжку. Эта архитектура — до известной степени квинтэссенция петербургского Серебряного века: Каменноостровский проспект, Большой проспект, Каменный и Крестовский острова. Она соединяла в себе все, что казалось мне достойным и несомненным, — красоту Петербурга, то, что Николай Анциферов определил как «город трагического империализма», классическую традицию, искусствознание, которое в тот момент только рождалось и много тому неоклассицизму поспособствовало, а ему я как раз и обучался, — словом, это было мое все.
И вдруг я обнаружил, что люди, которых я безусловно уважал, — мои профессора или друзья моих родителей — совсем не разделяют моих восторгов и даже испытывают к этой архитектуре известное отвращение. Восторги, что есть у меня сейчас — их немного, — со мной совсем никто не разделяет, так что глубокое неудовольствие друзей и знакомых по поводу сводов тех богаделен, куда меня занесло, представляется мне привычным. Но тогда я ходил в статусе молодого дарования и меня задевало неодобрение. Причина же их брезгливого недоумения заключалась в том, что лучшие архитекторы пленившего меня неоклассицизма — Иван Фомин, Иван Жолтовский, Владимир Щуко — стали главными фигурами сталинской архитектуры.
Я потратил много сил на то, чтобы доказать, что неоклассика начала века и сталинский ампир — это разные вещи. Я указывал на величественные фигуры Мариана Перетятковича, скончавшегося в Киеве от инфаркта в 1916 году, Мариана Лялевича, бежавшего в Польшу и погибшего в 1944 году в Варшавском восстании, — эти мастера неоклассицизма к сталинской классике отношения не имели. Вдохновителем неоклассицизма был Александр Бенуа, эмигрировавший в 1926‑м, идейным центром — журнал «Аполлон», где Сталин, а где Аполлон? «Аполлон» — это акмеизм, Ахматова и Мандельштам, они растут из того же корня, что Фомин и Жолтовский, только архитектура не стихи, ее нельзя изготовить за свой счет. Я убедил в этом в первую очередь себя и, возможно, некоторых окружающих. (Но совсем не всех. Помню, как одна в высшей степени достойная и очень величественная дама строго сказала мне: «Не нужно путать Мандельштама с Перетятковичем», а я ж не путал, я ж сопоставлял,